Шальная графиня

Елизавета раньше и не предполагала, что может так быстро и долго бежать, но страх поддерживал гаснущие силы, а когда деревья поредели и за ними забрезжила неширокая лесная дорога, надежда воистину ее окрылила. И все-таки ноги подгибались, когда она наконец добралась до неказистой двуколки, рядом с которой стояла обычная крестьянская, явно из телеги выпряженная лошаденка. «Там карета стоит, поедете, как чин ваш того требует!» – презрительно вспомнила она Улькины слова, но, не дав себе ни минуты отдыха, запаленно дыша, вскочила на подножку, подбирая вожжи, чтобы умчаться отсюда как можно скорее и как можно дальше.

Однако что-то мешало ей подняться в повозку, тянуло назад. Елизавета дернула юбку, верно, зацепившуюся за что-то, но не смогла освободиться, раздраженно обернулась – да так и ахнула, увидав Касьяна, который, ухватив ее за юбку, стоял рядом, едва прикрытый клочьями окровавленной рубахи, глядя на молодую женщину узкими, темными глазами, такими напряженными и угрожающими, что Елизавета замерла, облившись холодным потом. Впрочем, ее оторопь длилась недолго: тотчас перехватила вожжи в левую руку, а правой схватила брошенный на сиденье сук и со всего маху огрела Касьяна по голове.

Раздался ужасный треск... Елизавета даже зажмурилась, думая, что это треснула голова разбойника, но тут руке стало как-то очень легко, и, открыв глаза, она с ужасом увидела, что сук разлетелся на кусочки, а дубовый лоб Касьяна лишь чуть-чуть побагровел. В следующее мгновение она уже была схвачена могучими руками водолива, слишком обессиленная, чтобы сопротивляться, и, понимая, что пришла ее погибель, в голос зарыдала коротким, отчаянным рыданием.

Тут словно бы вихрь прошумел перед ее помутившимся взором, и Елизавета увидела какую-то зеленую тень, которая выметнулась из зарослей и набросилась на Касьяна с такой стремительностью, что он уронил свою жертву, и Елизавета упала навзничь в коляску. Что-то больно ударило под ребро, она снова вскрикнула, теперь от боли... Успела подумать: «Значит, это и вправду был леший», – а потом боль одолела ее и лишила сознания.

9. Наваждение

Елизавета невольно вскинула руку, защищаясь, и ощутила, что полулежит на чем-то неудобном и тряском, закинув голову, а солнце светит ей прямо в лицо.

С трудом владея усталым, затекшим телом, она выпрямилась, села, огляделась – и не поверила своим глазам, увидев, что находится в той же самой неказистой двуколке, которая неспешно влачится по ухабистой лесной дороге, а лошадью правит какой-то человек в длинном зеленом плаще.

Мгновенное чувство облегчения – это живой человек, а никакой не леший! – сменилось в ее душе тревогою: кто этот незнакомец? Впрочем, тотчас от сердца отлегло: кто бы ни был, он избавил ее от Касьяна! И это не Вольной – у незнакомца русые волосы густо припорошены сединой, плечи пошире, да и ростом он повыше Вольного.

Тут Елизавета спохватилась: а не преследуют ли их разбойники? Не слишком ли медленно тащится повозка? Она испуганно оглянулась, а незнакомец, очевидно услышав движение за спиной, сказал, полуобернувшись:

– Не тревожьтесь. От души надеюсь, что сломал этому мерзавцу шею.

– Куда мы едем? – спросила Елизавета, а он только плечами пожал.

– В Любавино, куда же еще? – и небрежным жестом отмел все ее сбивчивые, застенчивые выражения благодарности, так что она смущенно смолкла, не сводя глаз с этой широкой спины, теряясь в догадках, кто ее спаситель.

Насколько она успела рассмотреть, он был одет в серый камзол, такие же панталоны, заправленные в высокие, до колен, мягкие сапоги. Так не одевались окрестные помещики! Платье его было дорогим, ткань тонкой, фасон непривычным. Вдобавок этот зеленый грубошерстный плащ, напоминающий одежду горцев-пастухов где-нибудь в Греции, Италии или Швейцарии... Да и волосы его, спадающие почти до плеч, вопреки моде, не знавшие парика или пудры, выдавали чужака. Мягкий, хрипловатый голос был лишен отрывистого нижегородского оканья, которое всегда смешило Елизавету и казалось речевым баловством. Так холодновато-правильно и слишком чисто мог говорить иноземец, старательно выучившийся по-русски. Все это было очень загадочно!.. Лицо его Елизавета видела только в профиль, да и то лишь мгновение, но все же успела заметить нахмуренные брови, светлые, кажется, голубые глаза, нос с горбинкой и твердый очерк рта. Черная лента, перечеркивавшая лоб, только прибавляла таинственности облику незнакомца.