Глоточек свеженького яда

– Давай, баб Вер, мы тебе тортик купили, – улыбнулась Марина и поцеловала старушку в морщинистую щеку.

– Проходите на кухню, девочки, вот радость-то, – снова повторила баба Вера и засеменила в сторону кухни. – Ну, рассказывай, Маришенька. Как ты живешь, милая, как сыночек твой?

– Хорошо живу, просто замечательно. Как вы-то здесь?

– А я что? Скриплю себе помаленьку. Телевизор смотрю, сериалы очень уважаю. Когда тепло, на улицу иду, на солнышке посидеть. Пенсии на еду хватает, благодаря тебе, Маришенька. Если бы ты не оплачивала мою комнатенку, да за свет, да за телефон, тогда бы, наверное, не хватало, а так, слава богу, питаюсь я хорошо. Из одежды мне ничего не нужно, того, что есть, не переносить до самой смерти, а больше ничего и не надо. Спасибо тебе, детка.

– Не за что, баба Вера, мне это не трудно, – улыбнулась Марина и начала резать торт. – Баб Вер, я ключи своей подружке дам, она иногда будет сюда заглядывать, – сказала она.

– На здоровье, и мне веселей, а то и поговорить не с кем, – заулыбалась бабка и закивала головой в знак одобрения. – Очень хорошо, пусть живет, а то сижу здесь, как кукушка.

– Да нет, она здесь жить не будет, только иногда будет приезжать, – засмеялась Марина.

– А что так? Пожила бы, я бабка не вредная, только поговорить люблю, а так – не обижу, – повернувшись к Анжелике, замахала бабуля руками.

Лика засмеялась и погладила старушку по руке:

– Мне есть где жить, спасибо.

Девушки, после того как попили чай и поговорили с бабой Верой, прошли в комнату Марины.

– Ну, любуйся на мои хоромы, – распахивая дверь, улыбнулась та. – Мне эту комнату после детского дома дали, когда пришло время в большую жизнь выходить. Ни мебели, ни вещей – ничего не было. Вот этот «раритетный» шкаф мне баба Вера подарила и диван тоже. А стол соседка с нижнего этажа дала. Веришь, у меня постельного белья всего один комплект был и пара полотенец. Мне это подарили, когда выпуск был из детдома. В выходной день пораньше утром встану, постираю, прокипячу – и на радиатор, чтобы просохло быстрее. Радиатор тоже у соседки брала, только уже с верхнего этажа. Но это если зимой, конечно, а летом – на балкон, на солнышко. Ну вот, высохнет белье, я его наглажу и снова стелю. Оно у меня уже как марлевка просвечиваться начало, а чтобы новое купить, денег пока не было. Сама понимаешь, в училище стипендия – кот наплакал, даже на еду не хватало, и то ее платили, потому что я из детдома, а остальные вообще ничего не получали. Спасибо бабе Вере, не бросала она меня, подкармливала. Я, когда уезжала отсюда, решила ее отблагодарить по-своему. Я ей сначала денег хотела дать, а она только руками замахала, да еще и обиделась на меня. И я решила этот вопрос по-другому. Теперь оплачиваю за нее квартплату, свет и телефон. Потом, когда меня на стройку распределили, – продолжила свой рассказ Марина, – я немного побольше стала получать, уже как ученица, но и этого было мало. Еле-еле концы с концами сводила, иногда и голодной приходилось спать ложиться. Хлебушка пожую в постели, слезками умоюсь, и бай-бай. Зато теперь живу – ни о чем не думаю. Не было у меня родителей, – это, конечно, плохо, но, наверное, нужно за все заплатить, прежде чем получить от жизни все, что полагается. Вот я и заплатила своим сиротством.

– Марго, хватит тоску наводить, я сейчас разревусь, – проворчала Лика и обняла подругу за плечи. – Ведь все позади? Что теперь вспоминать об этом?

– Разве можно такое забыть, Лика? Это только неблагодарные твари быстро все забывают и ведут себя так, будто всю жизнь на золоте жрали.

– Это ты к чему? – нахмурила брови Лика.

– Да, – махнула Марина рукой, – была у меня подруга одна. Дружили мы с ней много лет, даже кровати рядом в детском доме стояли. Я тебе уже рассказывала про Анатолия? Из-за него меня в детдоме никто и никогда не трогал, стороной обходили. Так вот, я Ларису, так зовут ее, под свое крыло взяла. Меня из-за Толика побаивались, поэтому к ней тоже не приставали. В общем, всего и не расскажешь, из каких передряг мне ее приходилось вытаскивать. Один раз ее чуть не посадили за воровство, но мне удалось доказать, что она в это время со мной была, в другом месте. Потом она связалась с каким-то парнем и чуть наркоманкой не стала. Я наших ребят на того парня натравила – они его так отделали, что он свой день рождения забыл, не то что Лариску. Перед самым выпуском вдруг обнаружилось, что у нее есть дальний родственник по материнской линии. Она в детский дом попала после того, как ее родители в автомобильной катастрофе погибли. Он, родственник ее, за границей тогда жил и ничего не знал об их гибели. Родственник к тому времени очень богатым человеком стал; когда он приехал в Россию, все узнал и разыскал Ларису. У него своих детей не было, вот он ее вместо дочери к себе и забрал, по-моему даже удочерил. Так вот, когда я уже на стройке работала, иду один раз по центру, вижу – Ларка моя стоит возле дорогущей машины. Сама расфуфыренная – караул, мама дорогая! В ушах серьги – стоимостью, наверное, по «Волге» каждая. Я к ней бросилась, привет, говорю, сто лет тебя не видела. Как ты живешь? Что делаешь? И представляешь, Лен, она на меня так удивленно посмотрела и говорит: «Извините, девушка, вы ошиблись, я вас знать не знаю и знать не хочу». В это время из магазина смазливый такой парнишка выбегает и говорит ей: «Ларочка, давай вместе зайдем, я не могу выбрать то, что нужно. – Посмотрел на меня и удивленно так у нее спрашивает: – Это что, твоя знакомая?» Она сморщила носик, будто перед ними не я, а чучело огородное стоит, и фыркнула: «Вот еще, – говорит, – не хватало, чтобы я была знакома с такими, как эта!» Схватила парня под руку и потащила его в магазин. А я, веришь, Лен, стояла с открытым ртом еще минут пять, не могла опомниться. У меня все еще звенели в ушах ее слова: «с такими, как эта». На мне вещи, конечно, дешевенькие были, с вьетнамского рынка, но все чистенькое, я всегда старалась следить за собой. А она… Ай, да что там говорить! Вот такие бывают друзья, – тяжело вздохнула девушка.