Глоточек свеженького яда

– Нет, хозяева ее включали только тогда, когда уезжали куда-нибудь на несколько дней. А так она была не нужна, потому что внизу всегда есть охранник, который фиксирует всех посторонних. Да и я практически все время в квартире, только на один час в день и уезжаю.

– Ну хорошо, Наташа, не буду больше вас мучить. Сейчас вы можете идти, но, если вы мне понадобитесь, я вам позвоню. Договорились?

– Звоните, пожалуйста, я пока теперь временно не работаю, поэтому буду дома, – кивнула девушка головой и встала. – До свидания.

– Всего доброго, – снова улыбнулся майор и проводил глазами выходящую девушку. – Прямо мистика какая-то! Похоже, у того, кто подложил взрывчатку, имеется шапка-невидимка, – проворчал Андрей и встал, чтобы пойти на перекур. Он подошел к окну в коридоре, у которого обычно курил и, присев на подоконник, задумался. «Охранник тоже говорит, что посторонних в тот день вообще не было. Всех, кто проходил мимо него, он в лицо уже знает, работает там четыре года. К Гориным вообще в тот день никто не приезжал. Только прислуга проходила несколько раз. Утром, когда приехала на работу из дома, потом когда в магазин поехала, еще раз, когда вернулась обратно, и уже в последний раз, когда вечером домой уходила. Чертовщина какая-то!» – сплюнул Андрей и закурил сигарету.

– Не могла же она, как ведьма на метле, влететь к ним в окно, а потом так же благополучно вылететь? Если, конечно, я не ошибаюсь и это именно она, Анжелика Горина? – хмуро пробормотал он.

* * *

Анжелика вошла в холл института Склифосовского и осмотрелась. Узнавать о состоянии здоровья Гориной Аллы Ивановны в справочной она не стала, потому что прекрасно понимала, что та сейчас находится под пристальным вниманием. Наверняка дано распоряжение фиксировать всех, кто будет спрашивать о больной. Она решила действовать, полагаясь на свое чутье и сообразительность. Вдруг ей все-таки посчастливится и она хоть что-нибудь сможет узнать? Вдруг женщина сможет намекнуть ей о чем-нибудь? Лика и сама не знала, на что она надеется, но упрямо решила попытаться. Ее сводило с ума, что происходят такие странные вещи, и она не знает, кто же это делает. Пристроившись к большой толпе студентов, она прошла внутрь корпуса кардиологии. В сумочке у нее имелся белый халат, и, когда все студенты зашли в раздевалку, она переоделась вместе с ними. На носу у Лики болтались огромные очки с простыми стеклами, а волосы она собрала в большой конский хвост. Прижимая к груди общую тетрадь, какую-то книгу и авторучку, Лика прошла вместе со всеми студентами в кардиологическое отделение. Там их встретил доктор и повел по палатам на обход. Только в четвертой по счету палате Анжелика увидела лицо со знакомыми чертами. Доктор в это время рассказывал студентам о заболеваниях сердца, стоя у койки одной из больных женщин, и будущие медики старались все записать в свои тетради. Всего в палате было четыре койки, и на одной из них лежала Алла Ивановна Горина. У женщины были закрыты глаза, они глубоко провалились. В руке торчала иголка от капельницы. Лика придвинулась поближе к постели больной «тетушки» и, сняв очки, уставилась на нее немигающим взглядом. Женщина, будто почувствовав взгляд Анжелика, открыла глаза. Она долго смотрела на девушку, и в ее глазах вдруг появился испуг, через минуту переросший в дикий ужас. Она силилась приподнять голову в немом порыве, но у нее это не получилось. Анжелика, не отрываясь, смотрела женщине прямо в глаза. Она замерла, точно статуя, увидев, как та изменилась в лице. Девушка ничего не говорила и ничего не делала, она просто стояла и с ужасом смотрела женщине в глаза. Та с большим трудом приподняла руку и опустила ее себе на лоб. Потом так же тяжело, перенесла ее на живот, потом на правое плечо, а затем на левое. Женщина крестилась, не отрывая дикого взгляда от немигающих глаз Анжелики. Та нахмурила брови. Ей вдруг вспомнилось кладбище и памятник с фотографиями ее семьи.

«О боге вспомнила? – подумала про себя девушка. – Почему же ты о нем забыла тогда, когда твой муж и твои сыновья убивали моих родителей, а меня продавали в бордель? А ведь ты все знала! Тебя твой же родной сын назвал подельницей и сукой. Крестишься? Еще и молишься, наверное, сейчас? Только не поможет тебе это. Нет тебе прощения даже здесь, а уж там – тем более! Как сказала бы баба Вера: «Перед господом все равно ответ держать придется».

О чем в эти минуты думала женщина, Лика не знала, могла лишь предполагать. Она видела в ее глазах и страх, и боль, и мольбу о прощении. Лика, глядя на эту беспомощную женщину, тяжело вздохнула.