Первобытный страх

Заметив, что парень серьезно задумался над словами Валентина, Ашот затаил дыхание, боясь ненароком брякнуть что-то лишнее и все испортить. Он понимал, что цель где-то рядом и до нее остался всего шаг.

— Поверь мне, парень, юность — это когда ты хочешь и еще можешь изменить мир, а зрелость, это когда мир тебя уже изменил. Сейчас все в твоих руках, тебе и решать, что делать.

— Я давно решил не вмешиваться в его дела. Мы живем каждый своей жизнью, — выдержав длительную паузу, произнес Влад. — Так что вы зря возлагали на меня свои надежды.

Встав, юноша направился к двери. Ашот резко подскочил с лавки, которая тут же одним концом подлетела вверх, и, нагнав Влада, захлопнул уже открытую дверь прямо перед его носом.

— А ну, погодь, малый, — отпихнул его в центр помещения Ашот. — Я вижу, ты чего-то не догоняешь. Мне, честно сказать, уже надоели твои сопли да слюни, не вижу в них смысла. Не желаешь по-хорошему сотрудничать, придется по-плохому. Грач, забираем его с собой, будет на что обменивать.

Болезненный смех покатился по комнате. Влад стал похожим на сумасшедшего, припадочно трясущегося пациента психиатрической клиники. Мужчины не понимали, что так развеселило его, а потому лишь изумленно таращились на парня и периодически переглядывались между собой. Наконец Мачколяну все это надоело, и он подсечкой свалил парня на пол и, нависнув над ним, как скала, прогрохотал:

— Мне все это надоело. Или ты затыкаешь свою пасть, сопляк, или я заткну тебе ее сам. Нечего над нами угорать, ничего такого мы не сказали.

— Еще как сказали, — сидя на полу, продолжал улыбаться Влад. — Вы решили, что мой отец согласится меня обменять на похищенных детей?

— Решили, а что такого?

— А то, что ему плевать на то, чем я живу, что делаю. Даже если подохну, он не сильно расстроится. Мой папаша убежден, что я полный неудачник и что лучше вовсе не иметь никаких детей, чем такого сына, как я. Мы друг друга не перевариваем.

— Что ж ты тогда тут так рьяно распинался, защищая его? — издевательски спросил Ашот. — Надеялся оправдать его надежды? Или, может, выслужиться захотел?

Влад подтянул ноги к себе и, обхватив колени, положил на них голову. Взгляд его наполнился грустью.

— Сам не знаю. Может, потому, что как бы там ни было, но он все равно останется моим отцом. А может, как вы правильно заметили, я его просто боюсь… Он страшный человек, безжалостный, эгоистичный. Я для него не значу абсолютно ничего. Мне порой даже кажется, что он выживает из ума. Все, что ему нужно, — это деньги, как будто их можно унести с собой в могилу. И все равно — это мой отец.

Валентину на мгновение показалось, что в глазах парня мелькнули слезы.

— А вдруг ты ошибаешься? — неловко потоптавшись на месте, попытался загладить свою вину Ашот. — Может, он только делает вид, что тебя не любит…

— Замечательно делает, — усмехнулся Влад. — С самого моего детства. Так что можете меня забрать, жаль только, что время зря потеряете.

— Эх, парень. — Ашот присел рядом. — Ты же понимаешь, что безнаказанными действия твоего отца не останутся, ему все равно придется сесть. И это в лучшем случае. Но если мы найдем детей раньше, чем милиция, у нас появится шанс их вызволить, и виновник даже не будет выявлен. Ты же ведь именно этого хочешь.

— Да ничего я не хочу, — оттолкнул Ашота Влад и, решительно встав, принялся отряхиваться. — Просто отвалите от меня.

— Постой, — теперь уже парня остановил Валентин. Одинцов даже не обернулся. Грачеву не оставалось ничего другого, как воспользоваться техникой усыпления и, надавив на определенные точки на шее парня, отправить его на покой.

Не дав юноше упасть, Валентин подхватил его на руки и, втащив в комнату, усадил на скамью. Ашот захлопнул дверь.

— Впервые вижу такого непостоянного человека, то он строит из себя несчастнейшего на земле, то вдруг становится похожим на собственного папашу. Что у него за воспитание?

— Тебя волнует только это или еще и то, как теперь нам его отсюда незаметно вынести?

— Да тут и думать нечего. — Ашот подхватил щупленькую фигурку и, забросив тело себе на плечо, засеменил к выходу. — Пошли. На нас никто и внимания не обратит, все решат, что кто-то просто перебрал.

* * *

— Пацаны, кто видел мою макаку? — то заглядывая под каждую ветку, то задирая голову наверх, спрашивал у остальных Ивашка. Он выглядел довольно расстроенным и даже не шутил и не придуривался, как обычно.