Большая телега

— Потом Бернар. Его-то ты помнишь?

Еще бы мне не помнить Бернара. Смешной такой француз, по уши влюбленный в Москву и московскую красавицу Лёлю. Не понимаю его в обоих случаях, но не моего ума это дело.

— Ему визу не хотели продлевать, он, натурально, был в ужасе, а ты его этак покровительственно приобнял за плечи, сказал: «Не грусти, дружище, чудеса порой случаются», и на следующий же день нашлось какое-то турагентство, не то в Литве, не то в Латвии, которое взялось уладить проблему. Короче, чувак съездил, заплатил, получил годовую визу, живет и радуется.

Интересно, а что еще можно сказать хорошему человеку, доведенному российской бюрократией до полного отчаяния? А что мой сочувственный треп теперь, задним числом, выглядит как сбывшееся обещание — ну так чудеса действительно иногда случаются, особенно с теми, кто очень этого хочет, я-то тут при чем.

— А Катя Миних, которая сидела без гроша, пока ты не дал ей бумажный доллар, сказал: «Это магнит, будет к тебе деньги притягивать, не потеряй, положи в кошелек и готовься к новой буржуйской жизни». И ей как поперло! Заказы отовсюду посыпались, уже квартиру покупать собирается, прикинь.

Ну да, ну да. Я великий шаман-чудотворец, преклоняйтесь все, пожалуйста. У Кати, между прочим, при всех ее талантах, на лбу всегда было написано: «Я бедная сиротка, пойду поем краденой перловки из консервной баночки». Зато она суеверна до ужаса, и это плюс, потому что помочь такому человеку проще простого, надо только изобрести Очень Хорошую Примету, специально для него, чтобы поверил. Бумажный доллар — это, честно говоря, фигня, никакой фантазии, у меня тогда голова не тем занята была. А вот несколько лет назад я гениально соврал одному приятелю — дескать, чтобы разбогатеть, надо показывать деньги всем проезжающим мимо пожарным машинам. По-моему, самая идиотская примета в мире, до сих пор горжусь. А у приятеля меж тем давным-давно своя фирма по торговле недвижимостью, маленькая, но, прямо скажем, хорошая. Мне бы кто так соврал; впрочем, мне ничего не поможет, я не верю в приметы и вообще никому и ничему не верю. Скептический ум — страшное оружие в борьбе с собственным счастьем, немудрено, что я в этой битве всегда выхожу победителем.

— В общем, так, — подытожил Феликс. — На сегодняшний день в моем досье тридцать семь подобных случаев — простые, но необъяснимые истории об избавлении от бед, чудесных исцелениях, внезапных обогащениях и прочих приятных событиях, которые происходят с людьми после твоего небрежного вмешательства. И, ты учти, я только общих знакомых опрашивал, вернее даже не опрашивал, а так, вызнавал потихоньку между делом разные интересные факты. И не уверен, что мне удалось разговорить всех, потому что люди ужасно не любят такие разговоры, боятся прослыть легковерными дураками. Однако результат все равно впечатляет. Что скажешь?

Я пожал плечами:

— Действительно впечатляет. Всегда знал, что я немного с придурью, но как-то не догадывался о ее масштабах. Но ты имей в виду, я просто человек настроения. И что особенно прискорбно — чужого настроения. То есть, когда вокруг меня все страдают, это совершенно невыносимо. И я, понятно, говорю и делаю разные глупости — просто чтобы разрядить обстановку. Это мне обычно удается. Ну и не секрет, что, когда человек по какой-то причине твердо верит, что все будет хорошо, ему воздается по вере. Жизнь любого человека — зеркальное отражение его представлений о ней. В этом смысле каждый действительно творец своего счастья. И несчастья. Второе, понятно, получается лучше: мы же унылые все, нервные и озабоченные. А я — типичный придворный шут в изгнании, поднимать настроение окружающим — то, что я действительно умею. Но в этом нет ничего из ряда вон выходящего.

— Может быть, — говорит Феликс. — Все может быть. Неважно. Совершенно неважно, как ты сам все это объясняешь — мне или даже себе. Важно, что ты это делаешь. И у тебя всегда получается — факт.

— Ладно, — вздыхаю, — как скажешь. Мне не жалко. Так чего ты от меня хочешь? Чтобы я сказал тебе: «Все будет хорошо»? Пожалуйста: все у тебя будет хорошо. Уже хорошо.

— Еще как хорошо, — серьезно кивает Феликс. — Я тебя нашел, ты меня не послал подальше, сидим, разговариваем. Лучше не бывает. А теперь покажи мне мою дверь, пожалуйста. Знал бы ты, как меня сейчас колбасит, аж в глазах темно. И земля под ногами какая-то… жидкая. Хорошо еще, что мы сидим.

Ишь ты. А со стороны не заметно. Или врет, или самоконтроль у этого мальчика такой, что мне и не снилось. Когда меня самого колбасит, это, по-моему, за пару километров видно.