Пани царица

Шуйский призвал к себе князя Михаила и изъявил ему свои опасения. Полководец принялся уверять, что ему и в голову не могло прийти ничего подобного, что он и не помышлял о государственном перевороте. Василий Иванович только головой качал, вспоминая, сколько раз он сам на голубом глазу уверял Бориса Годунова и Димитрия в своей безусловной преданности! И где они теперь, Годунов и Димитрий?

А эти упорно ходившие меж боярами слухи, Скопин-де Шуйский втайне доброжелательствует польскому королю, и, если войско Сигизмунда поспешит к столице, оно найдет в князе Михаиле верного союзника?..

Во князе Михаиле !

Царю никак не давало покоя имя Скопина-Шуйского: Михаил.

Михаил, Михаил…

«На смену тебе придет царь Михаил!» – изрекла пророчица Олена.

Говорят, против судьбы не попрешь. Но у Василия Ивановича возникло неодолимое желание обмануть свою судьбу.

Делагарди, человек непростой и прозорливый, чуял недоброе и пытался уговорить товарища уйти из Москвы. Однако не успел. 23 апреля Михаила Васильевича Скопина-Шуйского позвали крестить к князю Ивану Воротынскому. Кумой была Екатерина Григорьевна – жена Димитрия Шуйского. Сестра покойной Марьи Григорьевны Годуновой. Меньшая дочь Малюты Скуратова…

Посреди пира Скопину-Шуйскому сделалось дурно, открылось кровотечение из носа, которое никак не могли унять.

Князя Михаила отвезли домой; немедля извещенный о болезни друга, Делагарди прислал к нему своего медика, не доверяя царскому архиятеру. Но ничто не помогло. Прибавилось и внутреннее кровотечение. Через несколько дней изнемогший от потери крови князь Михаил скончался.

Говорили, перед смертью, уже в полузабытьи, он настойчиво просил у кого-то прощения, клялся, что не мог поступить иначе, что не со зла содеял такое, а во имя родимой страны…

Перед кем клялся? В чем каялся?

Сие осталось неведомо: исповедовавший его священник не открыл последней тайны умирающего, только видели, каким угрюмым, почерневшим вышел он с исповеди.

А впрочем, немудрено почернеть, видя смерть народного героя и великого полководца!

Всеобщая молва тотчас разнесла, что Скопина-Шуйского отравила кума – Екатерина Григорьевна. Народ взволновался до того, что чуть не разнес дом Димитрия Шуйского по бревнышку и не убил всех его обитателей. Пришлось царю прибегнуть к военной силе, чтобы охранить своего брата! Делагарди и все шведы также были убеждены, что Скопин-Шуйский оказался отравлен. Когда тело Михаила Васильевича лежало приготовленное к погребению, в дом прибыл Делагарди. Пытались не дозволить ему приблизиться ко гробу, поскольку он-де не православный, однако Яков Понтус заявил, что имеет на это право, как друг покойного и боевой товарищ, не раз глядевший вместе с ним в глаза смерти.

Подойдя ко гробу, Делагарди не смог сдержать слез, пока стоял, преклонив пред мертвым колено. Потом поднялся, сказав:

– Московские люди! Не только на вашей Руси, но и в королевских землях государя моего не видать мне больше такого человека!

Толпа народа провожала гроб Скопина-Шуйского. Его несли сослуживцы князя и пели ему надгробные песни. Их окружала толпа женщин. Это были дочери и вдовы убитых в бою служилых – и начальных, и рядовых воинов. Жену и мать усопшего то вели под руки, то несли, ибо они лишались чувств от слез и горя.

Царь Василий Иванович слезами разливался и вопил, чуть не волосы на себе последние рвал, но никто не верил искренности его горя. И даже в том, что гроб Скопина-Шуйского поставили в Архангельском соборе, меж гробами великих князей Московского государства, многие увидели не знак почтения, а злую усмешку судьбы.

Делагарди верил в виновность Екатерины Шуй-ской, но, по его мнению, истинной погубительницей князя Михаила была другая женщина… Яков Понтус готов был сейчас душу дьяволу прозакладывать, только бы сойтись когда-нибудь с ней на узенькой дорожке. Небось не поглядел бы, что пред ним дама!

Но враг рода человеческого, очевидно, на сей раз не испытывал недостатка в душах добрых людей, а потому на призыв Делагарди не откликнулся. С Мариной Яков Понтус так и не встретился, что не мешало ему призывать на ее голову проклятия до конца жизни.

Кто знает, может быть, они в конце концов и возымели какое-то воздействие, потому что удача отвернула от Марины свой солнечный лик.

Лето 1610 года, Калуга – Москва

Когда по городам и весям разнеслась весть, что не стало лучшего воеводы, спасителя Русской земли, в стане Димитрия праздновали смерть Скопина-Шуйского как величайшую удачу. Димитрий вновь начал провозглашать себя избранником Божиим и уверял: смерть князя Михаила – не что иное, как знак свыше. Знак одобрения небес делу Димитрия Ивановича, подлинного русского государя!