56  

Август 1608 года, Тушино – Верховье

«…Стало мне ведомо, что самозваным государем Васькой Шуйским, который подыскался под наше царское имя, отпущены из Москвы польские да литовские пани и паны, в числе коих послы круля Литовского Зигмунда . Повелеваю литовских людей и литовских послов перенять и в Литву не пропускать; а где их поймают, тут для них тюрьмы поставить да сажать их в тюрьмы. Мы, Димитрий Иванович, император Всероссийский, повелитель и самодержец Московской державы, царь всего Великого княжества Русского, Богодарованный, Богоизбранный, Богохранимый, Богом помазанный и вознесенный над всеми другими государями, подобно другому Израилю руководимый и осеняемый силою Божией, христианский император от солнечного восхода и запада, и многих областей государь и повелитель»[35]

Еще когда Мнишки и их свита были царским приказом отозваны из Ярославля в Москву и стало ясно, что Шуйский все-таки вернет их на родину, Димитрий принял единственное правильное решение для того, чтобы заполучить Марину. Ее необходимо перехватить в дороге, после отъезда из Москвы! И как только стало известно, что поляки, среди которых находились воевода сендомирский с дочерью, отпущены и выехали из Москвы, Димитрий незамедлительно разослал свои грамоты в города, находившиеся на пути следования высланных поляков и признававшие его царское достоинство: в Торопец, Луки, Заволочье, Невель и прочие. Однако он не собирался рассчитывать только на эти грамоты, опасаясь, что Долгорукий придумает какой-то иной путь и минует преданные Димитрию города. Чтобы избежать неприятных случайностей, Димитрий приказал Рожинскому послать в погоню за Мнишками большой отряд под началом Станислава Валавского, носившего у воскресшего государя титул канцлера.

С ним поехал и отряд московских людей, возглавляемый князем Василием Мосальским-Рубцом, только недавно присягнувшим Димитрию и искавшим случая отличиться.

В пути Мосальский-Рубец держался от поляков наособицу, кичась своим положением и значимостью. Еще при Годунове, когда сын Грозного заявил о своих наследственных правах, Василий Михайлович очень быстро сообразил, как можно воспользоваться неразберихой, воцарившейся в стране. Будучи вторым воеводой в Путивле, Мосальский, вопреки желанию первого воеводы, сдал город самозванцу. За это захудалый князек получил боярский сан и стал дворецким и одним из довереннейших лиц нового царя. Из Тулы Мосальский вместе с князем Василием Голицыным был послан в Москву: приготовить столицу к принятию «царя Димитрия» и устранить Годуновых. Из Москвы князь Василий Михайлович в числе других бояр ездил за матерью царя – инокиней Марфой; затем ему было поручено встретить в Смоленске и проводить до Москвы Марину Мнишек и отца ее. Являлся дворецкий Димитрия и на свадьбе его и пирах, ее сопровождавших…

После событий 17 мая Мосальский долгое время никак не мог опомниться от перемены своего положения. Из любимца государя князь превратился в изгоя при Шуйском: воцарение Шубника забросило Мосальского в воеводство в приграничную Корелу. В 1608 году, наскучив безвестностью, князь Василий Михайлович перебрался в Тушино, где вошел в думу нового Димитрия.

Конечно, такой крепкой дружбы, какая связывала его с сыном Грозного, у Мосальского со вторым Димитрием не было и быть не могло. Оба преследовали свои намерения и цели: Мосальский с помощью новоявленного царя рассчитывал вернуть прежнее положение и почести, ну а Димитрию было весьма полезно, что его открыто признает видный вельможа и друг его предшественника.

Мосальский ехал и размышлял, что судьба ведет его отчего-то весьма проторенными дорожками. При расправе с семьей Годунова он захватил Ксению и держал ее в своем доме до тех пор, пока в столицу не вошел Димитрий и князь Василий Михайлович не отвез красавицу к нему во дворец. Затем он был направлен в Смоленск, чтобы встретить там обожаемую невесту государя. Ох, ох, он хорошо помнил негодующие взгляды надменной панны, которыми она награждала человека, приведшего на ложе к ее жениху другую… как-то раз до ушей Мосальского долетели несколько резких и ехидных словечек, которыми панна Марианна втихомолку, но вполне отчетливо честила его в разговоре со своей гофмейстериной Казановской. Он даже понятия не имел, что высокородная, чинная особа может изъясняться таким образом! Слово «сводник» было самым мягким в перечне его недостатков.


  56  
×
×