Государственный киллер

– Ну как что, братец… неужели непонятно, что можно делать с этой женщиной? М-м-м… молитвы читали. Я же рукоположен в сан священника, сын мой. Вчера была вечерня, а сейчас вот я настраивался на заутреню.

– А отходную молитву ты не собирался читать? – рявкнул взбешенный Маметкулов и выхватил пистолет. – Говори, где твой второй ублюдок?

– Ну, это не скажешь… это нужно проводить, аки Моисей по пустыне, – продолжал бестолково бормотать Фокин. – Могу показать, только прежде я должен надеть штаны. А то, знаете ли, как-то несолидно.

– И так хорош! – процедил Маметкул и ткнул его пистолетом. – Пшел, придурок!!

Полусонного отца Велимира в одних подштанниках проконвоировали до ворот дома его деда, где он с мудрым видом почесал взъерошенную голову и сказал:

– Ну вот… кажется, пришли.

– Пельмень, держи этого под прицелом, – приказал Маметкул. – Василий и вы двое, – кивнул он двум парням с автоматами, которые незадолго до этого вынырнули из «Опель-Фронтеры», – за мной.

На дворе их встретил захлебывающийся лай жирного отродья с обвислой декадентской мордой – того самого, что встречал «запор» Константина Макарыча, привезшего дорогих гостей. Василий выстрелил в отвратительного пса два раза, но, кажется, не попал, а Маметкулов одним ударом выбил дверь и тут же наткнулся на неподвижное тело старичка лет семидесяти – семидесяти пяти. Он выводил носом заливистые трели, нежно прижав к себе поломанную балалайку с одной струной.

– Нет, не этот, – машинально доложил Василий.

– Сам вижу, идиот, – проговорил Маметкул, – так… вы двое – на первый этаж, Василь – на второй, а я за вами.

– Э-эх, – крякнул Василий и, сжав рукоять пистолета, легко взбежал по скрипучей деревянной лестнице.

– Брать желательно живым, – предупредил Маметкул, застывая в дверях со «стволом» наперевес.

В его мозгу копошились мысли одна другой пакостней: что-то не похоже, чтобы те люди, что так легко разделались с четверкой его подготовленных бойцов, теперь попались как кролики в силок, да еще в совершенно невменяемом состоянии. И, несмотря на то, что все объективные причины допускали именно такое развитие событий, врожденная подозрительность не желала отпускать, не позволяла расслабиться ни на минуту.

С первого этажа донеслось несколько глухих автоматных очередей, но Маметкул даже не тронулся с места: он знал, что таким образом его люди «прощупывают» самые укромные места, куда спрятаться может разве что только кошка или собака. Или свинья, усмехнулся он, вспомнив курьез в Аленином доме. Быстро она спелась с этим… Кулаки горячего Маметкула невольно сжались, и ему невыносимо, до какого-то необоримого и свербящего зуда в мозгу, захотелось пойти и пристрелить этого верзилу в семейных трусах, корчащего из себя священника. На Алену Маметкулу было начхать, просто он не любил, когда другие покушались на то, что он считал своей нераздельной собственностью.

И все-таки в этом грузном «святоше», терзаемом похмельным синдромом, было что-то неуловимо опасное. Он казался нарочито мешковатым и неуклюжим, но наметанный глаз Маметкула выхватил короткое движение, которое тот сделал левой рукой в тот момент, когда поднимался с пола.

А Игорь Маметкулов недаром когда-то был чемпионом Европы по тайскому боксу и был занят некоторое время на тренерской работе: он прекрасно умел отличать тренированных людей от дилетантов.

…Василий уверенно взбежал по ступенькам лестницы, едва не навернувшись на последней. Он был совершенно уверен в собственных силах, уверенность эту ему сообщал увесистый пистолет с полной обоймой, которым он с видом неуязвимого суперпрофессионального полицейского из сериала «Нэш Бриджес» тыкал во все углы.

Наверху было всего две небольших комнаты. Одна пустая, а другая… в другой он увидел белые скомканные простыни и под ними спокойно спящую девушку. Ему даже не обязательно было смотреть на нее, он немедленно понял, что перед ним его сбежавшая подопечная Инна. Входя в комнату, он задел дверной косяк, и она тут же сонно приоткрыла глаза.

– Володя?..

– Вася, – иронично ответил он и увидел огромные расширенные глаза, ошеломленно смотревшие на него. В этих глазах были испуг, плотно сомкнувшаяся, как пальцы на горле, тоска и один, только один вопрос: как, каким образом все это начинается снова?

– Вася, – повторил он и сделал шаг вперед.

– Да нет, Володя, – словно отозвалось насквозь пропитанное смертоносным сарказмом эхо, и Василий почувствовал, как сильнейший удар переворачивает весь мир, и весь мир смыкается на блестящей поверхности стола, из которой начинает выступать его, Василия, лицо. Со стороны это выглядело несколько проще: бесшумно появившийся за спиной амбала Свиридов ударил его в точку под правым ухом, и тот по примитивной траектории ткнулся носом в поверхность журнального столика, стоящего в углу.