Если надо-порвем НАТО

И в этот критический момент из толпы вышел очень большой человек, сбросил с себя цветастую рубаху и вознес свои далеко не худенькие руки к небу:

– Братья и сестры! – воскликнул он. – Я приму мучения вместо этого божьего агнца!

Собрание замерло в офигевшем недоумении, разглядывая чудо природы. Лешу бог не обидел мускулатурой, и сейчас было самое время ее продемонстрировать, так как любой, кто решился бы прервать выступление этого выскочки, имел все шансы испортить себе здоровье на всю оставшуюся жизнь.

– Дети мои, не будьте суетны! Не давайте дьяволу искушать вас местью над такими же, как вы! Смиритесь! Встаньте на колени и закройте глаза!

Что бы вы думали? На самом деле одна девушка просто покорно плюхнулась на четыре моста и, замотав головой, заплакала:

– Простите нас, батюшка!

Леха бросил пренебрежительный взгляд в сторону падшей жертвы и продолжил, поигрывая огромными бицепсами:

– Заклинаю вас, успокойтесь и разойдитесь по палаткам!

Цвет отмороженного молодежного сообщества в лице панков, скинхедов, наркоманов и токсикоманов смотрел стеклянными глазами на чудо природы из Сибири, продолжавшее во время речи интенсивно жестикулировать огромными руками.

Первым от выходки опомнился Евгений и закричал:

– Бейте его, это он нас всех мочил в дыму!

– Неправда! – тут же возразил басом Леха. – Тогда я был в противогазе, как ты мог меня узнать?

– Сволочь, это же он! – воскликнула девчонка, только что падавшая на колени. Она тыкала в Леху маленьким, накрашенным в синий цвет ноготком и призывала своих знакомых кобелей пойти порвать мучителя на куски.

Резинкин, несмотря на то что он больше боялся за собственное здоровье, чем за здоровье Лехи или Фрола, вышел в центр круга и высказал мысль, которая не могла никому понравиться:

– Пусть он забирает своих и уходит!

– Да кто ты такой, – выполз длинный, худощавый юноша к Витьку. – Э, пиплы! Его кто-нибудь знает? – вопросил он пьяным голосом, сжимая между пальцами сигаретку с марихуаной.

Среди защитников природы у Резинкина ни братьев, ни сестер, ни каких-либо иных родственников не обнаружилось.

– Примкните к верно выбравшему путь свой! – басил Леха.

Но тут, перекрывая его визгливым криком, Женя призвал всех к оружию. И наркоманско-алкогольная толпа сомкнула ряды и двинулась на Леху.

Делать было нечего – надо спасать не только свою собственную шкуру, но и шкурки своих товарищей. Алексей выставил ладонь вперед и попросил у людей только три секунды. Офигевшие, но не желающие расставаться со здоровьем и испытывать боль представители «Гринписа», ОБСЕ и свободные журналисты замерли.

Леха ударом кулака отправил в глубокий нокаут Евгения, пролетевшего после апперкота пару метров и врезавшегося в толпу, подбежал к привязанным к столбу жертвам репрессий, поднял ствол с козлов и начал им размахивать, разгоняя вокруг себя людей. Очень многие попали под удар. И после того, как раздался хруст костей и предсмертные крики, толпа аборигенов бросилась врассыпную, сметая непрогоревшие кострища и подпаливая пятки. Самые смелые оттаскивали раненых, орущих благим матом, несмотря на алкогольную анестезию, и грозились со второго захода выпотрошить Леху.

Повертев над головой дубьем с привязанными к нему пленниками, Простаков положил его обратно в козлы и, тяжело дыша, стал оглядываться. Никого, пустая поляна. Только Витек стоит на коленях и трясется.

– Ты чего? – подошел к нему Леха.

– Да вот, думаю, хорошо, что ты меня не задел.

Илья Муромец взглянул на часы Резинкина.

– До вечерней поверки осталось двадцать минут. Мы не успеем.

Фрол пожаловался:

– Слушай, мы целый день тут привязанные, у меня ноги отекли.

Отлепили пластырь и со рта Глашки. Она тут же завизжала, потом сделала несколько глотков, успокоилась и, наклонив голову набок, замерла.

– Ну вот, у нее, наверное, обморок, – сообщил Леха, похлопав девчонку по щеке; при этом голова ее, свесившаяся в сторону земли, несколько раз дернулась наверх и снова вниз. – Ни фига, ничего не чувствует.

– Давайте по-быстренькому выбираться отсюда!

Послышался топот и матерные крики.

– Это бегут к нам! – Леха подтолкнул Резинкина к дальнему, явно более легкому концу бревна. – Подсаживайся под козлы, поднимай бревно и бежим!

Леха сам взвалил на себя тяжелый конец, тот, ближе к которому были привязаны пленники, и парочка понеслась к лесу, благо с каждым мгновением становилось все темнее и темнее. Резинкин, пробежав метров пятьдесят, кряхтя и пыхтя, сообщил Лехе, что он больше не может. На что здоровый бугай посоветовал забыть «не могу» на ближайшие двадцать минут.