Страшное гадание

И снова приступ ревности ударил Марину в самое сердце. Слезы неудержимо подступили к глазам, она поняла, что сейчас разрыдается, к изумлению Глэдис, а может быть, на потеху ей. И, привскочив с постели, принялась яростно тереть глаза кулаками, загоняя слезы внутрь и делая вид, будто только что проснулась от шума, поднятого горничной.

Увидев, что «русская кузина» уже не спит, девчонка и вовсе разошлась. Она суетилась, топая так, что даже сквозь ковер был сей топот слышен, и наконец Марина не выдержала.

– Что-то ты топочешь, как молодая кобылка в стойле, – проговорила она, осторожно откусывая горячую маслянистую лепешку, такие здесь частенько подавались к завтраку. Правда, были они то слишком жирные, пресноватые, то пережаренные, то сырые, и тесто толком не подходило… но Марине, пусть отдаленно, они все-таки напоминали те пышные, с пылу с жару, домашние, бахметевские оладушки, которых она с полдюжины могла в один присест умять, особенно ежели со сметаной или с медом, липовым диким медом, который приносили из лесу бортники…

Марина отложила воспоминания вместе с подгорелой лепешкою и воззрилась на Глэдис, которая замерла перед ней с довольной улыбкою, словно только и ждала этого вопроса.

– Топочу, мисс? Ой, прошу прощения у вашей милости. Просто-напросто я еще не привыкла к этим туфелькам… я ведь надела их в первый раз.

– Так у тебя новые туфли?! – оживилась Марина, как всегда оживляются женщины, когда речь заходит об обновке – безразлично, своей или чужой. – А ну, покажи!

Глэдис, которая уже нетерпеливо комкала передник, вмиг вздернула юбки, выставив тоненькие ножки, обтянутые полосатыми, домашней вязки чулками и обутые в отличные, можно даже сказать, нарядные кожаные, с пряжками туфельки на французском каблучке. Туфли были сшиты с необычайным изяществом, их носить пристало настоящей даме… каковой они, верно, и принадлежали прежде: приглядевшись, Марина обнаружила, что кожа на носках потерта, а на левой ноге каблучок скошен – стоптан.

– Ну конечно, они не вовсе новые, – сказала и Глэдис. – Однако же мне бы отродясь и таких-то не нашивать, кабы не леди Джессика. Она, видите ли, частенько дарит служанкам туфли, потому что быстро их снашивает.

– Отчего же так? Ходит много? – спросила Марина – просто так спросила, от нечего делать, для поддержания разговора… но потом не однажды думала: знай она, какая цепь событий проистечет из сего невинного вопроса, задала бы она его или предпочла бы смолчать, не соваться в неудержимо разверзающуюся бездну, на краю которой она уже балансировала… беззаботно не подозревая об этом?

– Не больше других, – пожала плечами Глэдис, выставляя ножку и оглядывая стоптанный каблучок. – Однако же все ее левые туфельки вот этак стоптаны: леди Джессика, известное дело, хромоножка.

– Да ну! – изумленно всплеснула руками Марина. – Быть того не может! Джессика? Вот уж бы не подумала… бедняжка, я и не замечала такого никогда!

– Между нами говоря, мисс, коли уж пошел такой разговор, – сказала Глэдис, глядя на нее с тем видом превосходства, который свойственно принимать слугам, проведавшим о том, что господам неведомо, – между нами говоря, вы ведь вообще ничего и никого не замечаете, кроме…

Она осеклась и так рванула с кровати поднос с завтраком, что едва не вывалила на Марину недоеденные лепешки. Впрочем, та успела вцепиться в поднос с другой стороны и удержать его.

– Кроме?.. – повторила она.

Глэдис поджала губы, явно не намереваясь продолжать, и снова потянула поднос, однако Марина держала крепко.

– Кроме?.. Ну, говори! – молвила она тихо и, как ей показалось, совершенно спокойно, однако губы ее вдруг похолодели. Верно, Глэдис учуяла недоброе в этом спокойствии, потому что в голубеньких английских глазках заплескался страх, а сдобные щечки залились румянцем.

– Да я ничего не хотела сказать, мисс… – залепетала она, так и извиваясь, так и переминаясь, однако не удалось бедной крошке спастись от жгучего Марининого взгляда, и она все же выдохнула обреченно: – Кроме милорда, сэра Десмонда.

Тут кровь так внезапно ударила в лицо Марине, что она даже ослабела – и выпустила поднос. Глэдис схватила его, как вожделенный трофей. Можно было ожидать, что она тотчас ринется прочь, желая избежать неприятного разговора, однако, глянув на ошеломленное лицо Марины, девушка сочувственно прошептала:

– Простите, что я осмелилась, мисс, однако же вы… вы так добры всегда, что мне хотелось вам как-нибудь помочь.