Последняя охота

Свиридов изнурил себя алкоголем и девочками до такой степени, что не оставалось сил на угрызения совести. Самоедное это чувство, которое сам Владимир сравнивал с полудохлой крысой, то умирающей, то воскресающей, этаким Фениксом среди грызунов, – совесть Свиридова корчилась среди обломков где-то на самом дне его существа, не в силах разгрести и поднять напластования былых и нынешних грехов. Нынешнее убийство Рублева и охранников из «Конунга» неожиданно для самого Влада оказало на него сильное воздействие. В прежние годы, когда он был юным и кровавым волком «Капеллы», а потом стал вольным стрелком, не подотчетным никому, кроме себя и порой бога, он не был таким чувствительным. Верно, это заведенная семья оказала на него такое воздействие.

Он не привык отвечать ни за кого, кроме себя. А тут он был в ответе за молодую женщину, мать его ребенка, и – за сына. За Димку.

Свиридов подумал, что, быть может, у тех, кого он убил сегодня, также есть семьи и что их жены точно так же, как его Наташа, не знают о том, чем занимается глава семейства и каким кровавым ремеслом он зарабатывает деньги.

Он гулко выругался и, упав на подушку, заснул…

Впрочем, долго поспать ему не удалось. К нему в комнату вошла Наташа, которая незадолго до этого выпроводила восвояси Лелика. Он ночевал у Свиридовой, потому что вырубился напрочь и стал совершенно нетранспортабелен. Наташе удалось растолкать любовничка к восьми утра, а потом и выпроводить восвояси, предварительно накачав кефиром для опохмелки (пиво было нельзя – от одного упоминания какого-либо алкоголесодержащего напитка волосы несчастного Лелика страдальчески вставали дыбом, а помятое опухшее лицо принимало оттенок сомлевшего в ядреном рассоле квелого пересоленного огурца). Лелик мычал, шатался, но сопротивляться не имел ни сил, ни желания, как и осознания самой этой необходимости сопротивляться.

«Надеюсь, что он не встретит по пути Володю», – подумала Наташа, глядя на то, как встопорщенная мятая рубашка Лелика вместе с вложенным в нее хозяином пытается просочиться в дверной проем, всякий раз упираясь в косяк.

Наконец Лелик ушел. Хотя ушел – это, конечно, громко сказано. Просто удалился посредством беспорядочного переставления конечностей. В том числе и верхних.

Наташа вошла в спальню мужа и сказала:

– Ну что? Закончил работать, Володя?

– Да.

– Больше не пойдешь?

– Теперь уже всю неделю не пойду.

– Вот и отлично! Да, у нас гость.

Влад недоуменно взглянул на Наташу, а потом, уловив донесшиеся до него звуки могучего храпа, принадлежащего особе явно не женского пола, сказал:

– Только не говори, что это Ленка Любимова заглянула на девичник, а потом немного задремала.

Наташа невольно рассмеялась, потому что лицо Свиридова выражало недоумение в довольно смехотворном сочетании с недоверием.

– Комично выглядишь, – проговорила она.

– Комично – от слова «кома», – пробурчал Влад, разуваясь. – Ладно, посмотрим, что тут за гость. Да-а-а-а! Наташка, ты что, нарочно мне каждое утро сюрпризики припасаешь, типа: живи с улыбкой, дорогой супруг! Вчера кот устроил тут набег индейцев племени делаваров, сегодня… сегодня вообще не кот, а целый боров.

– Если это боров, то я свинья, – сказала Наташа, про себя признавая, что в словах Владимира есть существенная доля истины. Все-таки Наташин почтенный родитель выглядел явно не как французский посол в отведенных ему покоях после приема у русской императрицы. – Между прочим, это мой папа.

– Твой – кто?

– Мой папа, Михаил Иванович, – поджав губы, сказала Наташа. – Вчера приехал ко мне в гости.

– Откуда? Где он живет-то? Ведь он на свадьбе, кажется, и не был.

– Где-где – все там же: в Караганде!

– Понятно, – строго сказал Владимир, критически рассматривая прорисовавшегося на жизненном горизонте дорогого тестя. – Значит, это и есть двоюродный братец Афони Фокина, так, да?

– Да.

– Крупное оно дело, однако, – фокинская порода. Если весить – так сто тридцать килограммов, если пить – так по два литра… – Свиридов смерил в высшей степени выразительным взглядом раскиданные по комнате бутылки, а Наташа недовольно произнесла:

– Ты не пялься на него, а лучше положи его на диван. А то он всю ночь на ковре валяется. Я же не могу его сама поднять.

– И чего он так нажрался? – проворчал муж, склонившись над Михал Иванычем.

– Дочку увидел, вот чего! – отозвалась Наташа. – Мы же почти два года не виделись.