39  

– А показывать пальцем, Володенька, некультурно.

– Зато у тебя культура на высоте, – отозвался он, потом встал, повернулся к ней спиной и через плечо бросил:

– Был бы Отелло, как меня недавно твой папаша величал, пристрелил бы к чертовой матери. А так – рук марать о тебя не хочется. Сука…

Наташа захлебнулась. Валентин Адамыч как-то странно ухмыльнулся, накинул рубашку, застегнул брюки и бросил Свиридову:

– А ну-ка пойдем. Пойдем, провожу тебя до выхода. А то ведь не выпустят. Хотя как сказать… Может, и смог бы ты выйти. Осрамились, падлы. Всех разгоню к ебеням, уродов!

– Не надо их разгонять, Валентин Адамыч, – буркнул Свиридов. – Все-таки как-никак мои коллеги. Тем более что сегодня на вахте мой друг Афанасий Фокин. Он уже немного получил… От меня.

Горин пристально посмотрел на Влада и выговорил:

– Опасный ты человек. Очень опасный. Я чую. У меня нюх на таких людей. Непонятно только, что ты до сих пор в рядовых охранниках делаешь. Или ты не всегда был рядовым охранником? – Тяжелый взгляд его оливковых глаз скользнул по лицу Свиридова.

Влад ответил:

– Не всегда.

Горин раздвинул губы в жесткой волчьей ухмылке:

– Значит, вот эта, с которой я… она твоя жена?

– Жена.

– Понятно, – снова повторил Горин. – Понятно.

– Ничего-то тебе не понятно, – процедил Свиридов, глядя исподлобья, и внезапно почувствовал, что его продрало необоримое, до судороги, до чесотки в ладонях желание убить этого человека. Горин был мускулистым и поджарым, но Свиридов не сомневался, что без особого труда справится с ним, а потом уложит и подбежавшую охрану. Искушение было велико, и Влад, борясь с ним, процедил:

– Откуда она здесь?

– Я заказал. Откуда ж я знаю, что в агентстве семейные работают? Так что ты на меня, братан, зла не держи, – добавил он со снисходительным сочувствием, к которому примешивались презрительные нотки: дескать, разгневалась Моська на слона, на него, вора в законе Багра!

– Какое агентство-то? – спросил Свиридов.

– «Анелла».

Свиридов почувствовал, как у него сухо перехватило горло, словно туда загнали массивный шершавый ком.

– Како-о-ое?

– «Анелла». А что, вполне приличное агентство, – отозвался Багор. – Ты что всполохнулся-то так? Ладно, пойдем я тебя до ворот провожу. Хотя, если хочешь, могу выдать тебе твою-то.

– Спасибо за доброту и щедрость, – процедил Владимир сквозь зубы. – Не надо. На чем ее сюда привезли, на том пусть и увозят. Она же, как-никак, при исполнении.

Горин посмотрел на него взглядом, не лишенным уважения, и бросил коротко:

– Нормальный ход.

У ворот они застали очухавшегося Афанасия, который шарил по кустам, тщась найти куда-то завалившийся мобильник. Он выронил его в траву, когда получил от Свиридова дружеский тычок в основание черепа.

– Че, Фокин, прошляпил дружка-то? – весело спросил у него Валентин Адамович. – Забавный он парень. Ладно. Прохладно что-то. Пойду я в дом. А ты, – он повернулся к Свиридову, – молодец. Не был бы молодцом, велел бы тебя пристрелить.

И, не дав Владу сказать ни слова, повернулся и исчез в темноте.

– Неизвестно, кто кого пристрелил бы… – пробормотал Влад. – Слышь, Афоня?

– А? – злобно отозвался тот. – Чего тебе надо, болван?

– Не пузырься, Афоня. Ты помнишь, как мы с тобой на прошлой неделе девок из «Анеллы» брали?

– Да. Помню.

– Так вот, теперь в этой блядской конуре работает и моя Наташка. Ее там сейчас Горин дрючил. Вот такие дела. Так что не кипятись на меня, Афоня.

Приоткрыв створку ворот, Влад зашагал по дороге к шлагбауму, возле которого в теньке кирпичной будки валялся в одних трусах и майке оглушенный охранник. Фокин охренело смотрел вслед другу…

Влад шел, спотыкаясь и едва не падая. Он был оглушен и подавлен. В ушах шумело от прилива крови, в глазах кружили звездочки, бешенство вызывало приступы неистового головокружения, и, чтобы разрядить, выплеснуть эту дикую, животную злобу, Влад, засопев, врезал кулаком по стволу молоденькой березки. Деревце хрустнуло и надломилось.

– Сука! Тварь… Да как же так?!

Возле своей машины он застал удивительную картину. Михал Иваныч сидел на капоте и вытирал со лба пот вместе с кровью. Он тяжело дышал и время от времени легонько пинал валяющегося у его ног детину. Детина мычал и пытался отползти, но всякий раз обессиленно падал и приникал к земле.

– Поехали, Иваныч, – сказал Свиридов так оцепенело-равнодушно, словно вид тестя, пинающего амбала, был для него совершенно обычным, рутинным делом.

  39  
×
×