Лицо на продажу

Марина посмотрела в его суровые, честные глаза и смягчилась. Она даже пригласила Чехова позавтракать с нами, на что он немедленно согласился. За завтраком он шутил, говорил комплименты и почти не касался криминальных тем, а если и упоминал о них, то как о чем-то незначительном и давно забытом.

Уже позже, когда мы садились с ним в «Жигули», я недоверчиво спросил:

– Неужели Бухгалтера уже взяли?

Чехов усмехнулся.

– Как же! Суть в том, что мы должны приволочь за собой «хвост», чтобы прицепить и этот «хвост» тоже.

– Но ты же сказал…

Чехов иронически посмотрел на меня.

– Привыкай, что у мужчин должны быть свои маленькие секреты… Вот я, например, сказал вчера своей, что «Москвич» дал тебе – покататься…

Я с ужасом посмотрел на него.

– Но я же не умею водить машину!

– Вот и я жене сказал то же самое, – кивнул Чехов. – Говорю, машину взял, а управлять не умеет… Точно, говорю, врежется куда-нибудь!

– Слушай, ты в своем уме? – рассердился я. – Почему я должен отдуваться за твою машину?!

– Не расстраивайся, – успокоил меня Чехов. – Все будет прекрасно. Через недельку жена забудет, что у нас была машина. Потом я потихоньку буду внушать ей мысль, что она все равно старая и негодная, а потом…

– А потом ты признаешься жене, что соврал! – категорически заявил я.

Юрий Николаевич на секунду задумался.

– Очень может быть! – покладисто сказал он.

Несколько минут я молча переживал чеховское вероломство. Его супругу мне приходилось видеть всего пару раз и то мельком, но от этого ситуация становилась лишь щекотливее. Пока я дулся, Юрий Николаевич лихо рулил, что-то напевая себе под нос, пока я не обратил внимания, что мы едем куда-то не туда.

– Куда это ты едешь? – спросил я все еще сердитым голосом.

– В Нагатино, – объявил Чехов, делая вид, что не замечает моего неудовольствия.

– А зачем в Нагатино? – не отставал я. – И почему ты все время петляешь?

– А ты включайся в работу! – ласково посоветовал Чехов. – Для начала посмотри разок назад…

Я посмотрел. Если Юрий Николаевич имел в виду «хвост», то ни джипов, ни «Мерседеса» Щуки сзади не маячило. Я объявил ему об этом.

– Они поменяли машину, – сказал он. – Сегодня уже второй раз. От Вернадского нас сопровождал «Вольво», а на Профсоюзной они передали нас белой «Волге». Ребята взялись за дело всерьез. Они чувствуют, что сегодня им должна улыбнуться удача.

Я машинально потер грудь и подозрительно спросил:

– А не получится так, что она им действительно улыбнется? Я этого не переживу!

Чехов усмехнулся и понимающе посмотрел на меня:

– Если ты имеешь в виду, что они войдут с нами в тесный контакт, то вряд ли. Они уже дважды заставали нас в обществе Гузеева и испытывают теперь к нам стойкое предубеждение. Им, так сказать, во всем теперь видится рука спецслужб. Видишь, как они стали осторожны? Нет, раньше, чем они увидят рожу своего разлюбезного Бухгалтера, они себя обнаруживать не будут!

– За каким же чертом они за нами мотаются, если знают, что за нами стоит РУОП?

– Это ты у них спроси, – посоветовал Чехов. – Хочешь, я остановлю машину, и ты прямо у них спросишь? А если серьезно, то, наверное, касса была немаленькая… У них еще сохраняется надежда. Может быть, они подозревают, что тобой и мной движет тот же корыстный интерес? Ведь Бухгалтер до сих пор не арестован. Почему?

– И все-таки, учитывая участие в этом деле РУОПа, на что они рассчитывают? Ведь для них это очень опасно!

– А у них вообще опасная профессия, ты забыл? – сказал Чехов. – В наше время люди почему-то стали забывать о том, сколь тяжела жизнь бандита. Все почему-то думают, что бандит как сыр в масле катается. А ведь это занятие по-прежнему остается одним из самых опасных. Знаешь, какая у них средняя продолжительность жизни?

– Не знаю, – сказал я.

– И я не знаю, – признался Чехов. – Но подозреваю, что очень небольшая. Потому что все время вижу какие-то новые молодые лица… Между прочим, может быть, при неблагоприятном развитии событий они не будут пытаться спасти кассу… Они могут ограничиться тем, что шлепнут предателя. Моральный аспект в этом случае для них не менее важен… Изменник должен быть наказан, чтобы другим неповадно было…

– Что ж, я бы это только приветствовал, – заметил я. – Этот фрукт разбил мне голову и заслуживает самой серьезной кары.