Лицо на продажу

Я смущенно кивнул и сказал:

– У меня не было другого выхода. Да и стрельнуть-то я собирался всего один-два раза, но в этом пистолете оказалось столько патронов, что я думал – они уже никогда не кончатся…

– Наверное, тебе попался «стечкин», – авторитетно заявил Чехов. – В принципе ты мог перестрелять всю банду. Хорошо еще, что отделался только ухом…

– И в ухо попал случайно! – сказал я. – Я никуда особенно не целился. Может, у этого типа большие уши?

– Тебе лучше знать, – философски заметил Чехов. – Кстати, вот еще… Этот Щука был столь великодушен, что даже пообещал не выставлять тебе счет за продырявленные автомобили… Однако к разговору о Бухгалтере собирался вернуться в самое ближайшее время. Нам придется быть осторожнее.

– Все, что я знал про их паршивого Бухгалтера, я им уже выложил! – с обидой ответил я. – Ты должен был им прямо сказать, чтобы с этим вопросом обращались к тебе!

Чехов усмехнулся.

– Я этого не сказал, потому что в самое ближайшее время хочу поделиться информацией с тобой, и мы опять будем в равном положении… Но, между прочим, нам с тобой от этого Бухгалтера будет мало толку, потому что он знает, кто его положил в клинику, но он не знает, кто его заложил. А ведь этот вопрос является кардинальным, не так ли? Миллер принимает, конечно, решение, когда берет на операцию подозрительных субъектов, – но это еще полбеды. Вот если он затем принимает решение избавиться от своих пациентов, то это уже попахивает соучастием в убийстве.

Я пристально уставился на Чехова и хлопнул себя по лбу.

– Как же я забыл! Наверное, у меня и в самом деле пострадал мозг. Ведь я совершенно точно знаю, кто заложил! Малиновская! Мне об этом сказал один из гангстеров, когда мы с ним катались на «Мерседесе».

– И ты думаешь, ему можно верить? – спросил Чехов.

– Не вижу причин сомневаться в его искренности, – важно заявил я. – Во-первых, к тому времени у него уже было прострелено ухо, а во-вторых, он согласился дать эти сведения в обмен на одну очень интимную услугу. Нет, не думаю, чтобы он врал!

Чехов посмотрел на меня с большим интересом.

– Вот как! – крякнул он. – И… какого же рода была эта… гм… услуга?

– Я разбил ему череп пистолетом.

Чехов только покрутил головой.

– Да-а, это серьезно… К сожалению, вряд ли этот твой приятель согласится подтвердить свои показания в суде. В крайнем случае он всегда сможет сослаться на поврежденную голову.

– Дело в том, что Малиновская действовала не самостоятельно, – сказал я. – За ней кто-то стоит. Возможно, сам Миллер, возможно, кто-то из его врачей. Из тех, кто хорошо осведомлен о его делишках… Гангстер не знает его имени. Возможно, знает Щука, но вряд ли он будет делиться с нами этим знанием…

– Разве что в обмен на адрес Бухгалтера? – задумчиво проговорил Чехов. – Но мне не хотелось бы чувствовать себя невольным убийцей… Нет-нет! С этим Щукой я вообще предпочел бы больше не встречаться… Мы опять возвращаемся к Малиновской – никуда от нее не деться! Как ты думаешь, за эти дни она могла выйти на работу? – На моем лице появилась, видимо, довольно кислая мина, потому что он тут же сказал: – Вот и я думаю то же самое! Но кое о чем я позаботился. У нас есть номер ее машины, и я попросил приятеля выяснить домашний адрес владелицы. Сегодня я ему позвоню, а завтра мы можем туда наведаться.

– Ты позвони, – сказал я. – Но завтра прежде всего надо съездить в клинику. Я должен навестить Марину, иначе получается уже полное свинство.

– Ну что ж! Малиновская никуда от нас не убежит, – согласился Юрий Николаевич. – Тем более что она, кажется, уже убежала.

Мы договорились встретиться на следующий день и вместе съездить в Измайлово.

– Не забывай, что нам с тобой еще нужно раздобыть ящик коньяку, – строго сказал Чехов. – При всей нашей скаредности это обойдется тысячи в четыре… Две я, пожалуй, сумею наскрести, но ты тоже думай!

– Может быть, пол-ящика будет нормально? – с тоской спросил я, потому что последние деньги уже извел на антибиотики.

– Тогда в следующий раз спасать будут кого-то одного, – безжалостно ответил Юрий Николаевич. – И я, кажется, догадываюсь, кого… В общем, думай!

С его стороны было не слишком милосердно так нагружать больного человека, но у этих силовиков свои представления о гуманизме. Мне пришлось выпить снотворного, чтобы выбросить из головы все эти зловещие размышления. Зато я спал как младенец и к утру чувствовал себя на удивление хорошо. Это заметил и Чехов, который появился у меня часов в десять.