Похмельный синдром

– Пока рано делать какие-либо предположения, но человек устроен так, что ему трудно от этого удержаться, – философски заметил Китаец, – я рассматриваю и эту версию.

– А есть еще какая-то?

Китаец пожал плечами:

– Роман Сергеевич возглавлял такое предприятие! Ты же сама сказала, что могло найтись полно охотников до солидных дивидендов.

– Да, – кивнула Юля, – но ведь милиция должна расследовать это дело… – озадаченно посмотрела она на Китайца. – И потом, я тебя почти не знаю…

– Ты хочешь сказать, что я свободен?

– Думаю, что мне ни к чему так торопиться… – с полувиноватой улыбкой проговорила Юля.

«Вот и договорились, – горько подумал Китаец, – наверное, друг, ты своими вопросами разбудил дремавшее до поры чувство обиды».

Юля пристально смотрела на Китайца. На его лице не дрогнул ни один мускул. Он уже поставил крест на заказе.

– Хорошо, – выдохнул он, стараясь не показать своего разочарования, – вот моя визитка, – он достал из портмоне синий прямоугольничек из тонкого картона и положил его на журнальный столик, – если передумаешь, звони. Моя цена – пять тысяч, это я тебе на всякий случай говорю. Ввиду того, что клиентка очень уж привлекательная, я бы взял три, но, так как мне позарез нужны деньги, пришлось бы остановиться на четырех. Это в том случае, если бы соглашение было заключено сейчас… – Он с тонкой улыбкой посмотрел на Юлю. -…но, принимая в расчет, что я напрасно потерял столько времени, а как всякий ленивый человек я высоко ценю свой труд и свой досуг, в случае, если ты надумаешь нанять меня, я возьму с тебя ровно пять. Да, ты говорила, что у Романа был друг…

– Снежин Константин Семенович, – подтвердила смущенная Юля.

– И кто он? Что-то фамилия знакомая…

– Гендиректор предприятия «Тарасовазот», – Юля не сводила с Танина растерянных глаз.

– Спасибо за информацию.

– Если ты подождешь минут двадцать, я могла бы подвезти тебя, – нерешительно сказала Юля.

– Спасибо, я хочу прогуляться.

Юля пожала плечами:

– Ты намерен обратиться к Константину Семеновичу?

– Это тебя беспокоит? – бросил Танин на Юлю ироничный взгляд.

– Нет, но…

– Надеюсь, что ему недаром дали столь замечательное имя и чувства его столь же постоянны… Возможно, он захочет узнать, кто на самом деле убил его друга.

Глава 5

Найдя телефон-автомат, Китаец позвонил в редакцию газеты «Тарасовский листок». Когда-то он сам трудился на ниве журналистики, пока не понял, что журналисты, за редким исключением, продались властям. Он поступил как великодушный человек, ушел, не сказав ни слова, и встал на путь личной авантюры. С тех пор он ни разу не пожалел о своем выборе. Сражаться с ветряными мельницами он не желал, убеждать, доказывать, проводить агитационную работу считал пустой суетой. Свято веря в то, что, прежде чем проповедовать и призывать к чему-то, нужно измениться, стать лучше самому, вакханалии журналистики он предпочел более независимое существование, где был свободен от зрелища продажных коллег и бестолковых редакторов.

В «Тарасовском листке» работал его давний знакомый Леонид Угодин. Угодин был на редкость угодлив, когда речь заходила об услуге властям, и на редкость чопорен и холоден, когда ему доводилось общаться с менее удачливыми, чем он сам, журналистами. Но Китайца он уважал, если допустить, что этот мелкий трус и пройдоха был способен испытывать такое благородное чувство. Скорее всего, думал Китаец, он просто боялся, ведь подобным низким людишкам, как правило, чувство страха заменяет чувство уважения или рядится в одежды последнего.

Танин поддерживал с ним отношения, конечно, не из чувства любви, просто иногда в силу своей алчной пронырливости Угодин знал такие факты, о которых в городе не имел понятия ни один журналист и о которых еще только предстояло узнать корреспондентам и главным редакторам.

Когда в трубке раздался задорный баритон Угодина, Китаец напрямик спросил его о Снежине и о «Тарасовазоте». Но Леониду было явно не до того. Он был полон какого-то злорадного ликования и ехидства.

– Знаем, знаем, – рассмеялся он в трубку, – как детективы время проводят!

– Ты о чем? – нетерпеливо спросил Китаец, которому было не до веселья.

– Кончай прикидываться, Танин, – не унимался Леня, – спишь с чужими женами, мужей до самоубийства доводишь. Нехорошо.

Леня снова заржал. Если бы Китаец не был таким невозмутимым и флегматичным, можно было бы сказать, что он обомлел.