Фигурки страсти

– Алёна, ну где там пижамы?!

– Иду, – проскрипела Алёна и вошла в ванную.

Марина и обернутая в полотенце Лизочка остолбенели и онемели.

– А ты не видела принцессу? – кричала Танечка, все еще сидевшая в ванне спиной к Алёне.

Никто из взрослых не знал, что там была за принцесса и почему Лиза должна была ее видеть, но девчонки беспрестанно про нее болтали, неистово хохоча, и по условиям игры отвечать почему-то следовало: «Какой ужас!»

– Какой ужас, – сказала Лизочка тихо, но сейчас ее слова, кажется, не имели отношения к игре.

Танечка обернулась и испуганно вскрикнула.

– Боже… – протянула Марина.

– Ну, это вряд ли, – усмехнулась Алёна. – Скорее черт.

– Ты говоришь иногда – «черт подери», – плаксиво проговорила жалостливая Танечка. – Тебя черт подрал, да?

Алёна с Мариной переглянулись – и начали хохотать. Ну и востры же нынче пошли дети!

Ну да, им бы только над чем-нибудь посмеяться. Нет чтобы сразу бежать к холодильнику, хватать лед, прикладывать к разбитой физиономии… Куда там! Они хохотали!

Сказки дальних стран и далеких времен

Долго прикладывал Чжу к своим ранам целительные листья. Но не столько боль терзала его, сколько тоска – по Серебряной Деве, высоко в небесах летящей.

Летящая Фей. Серебряная Фей!

О, разве мало видел он жен и дев? Отчего ж ни разу не возмечтал сделаться стрелой, без промаха цель поражающей? Отчего при одном только воспоминании о небесном объятии вновь скрутила его страстная судорога, сбила с ног, заставила искать поцелуев цветов и объятий трав?

Настала глубокая ночь, все стихло и уснуло, только ветер никак не мог успокоиться да Чжу метался по лесу, словно смертельно раненный единорог, когда тихо и сладострастно усмехнулась белая орхидея у его ног. От озера донесся хохот розовых лотосов. И слива, трясясь от смеха, осыпала его лепестками, хотя было вовсе не время ее цветения.

Кидался Чжу туда-сюда, обезумев, всюду чудилась ему Серебряная Дева. И когда цветок магнолии приник к его лицу, дрожа от веселья, Чжу смял его губами и ладонями. Но… округлился, потеплел цветок в руках его.

Открыл Чжу измученные глаза.

Что это? Кто в его объятиях?

Брови – крылья зимородка, лицо словно бы умыто настоем орхидей и белых лотосов, стан – свиток дорогой ткани атласной. Синий шелк одеяний струился, словно туман, складки были запахом цветов полны. В волосах заколка из фиолетовой яшмы с изображением серебристой птицы…

– Меня зовут Серебряная Фей, – промолвила она.

– Я знаю, – тихо ответил Чжу, не разжимая рук. Испугался: вдруг она снова обернется цветком, звездой, усмешкой, улетит, исчезнет?!

– Жребий неба пал на тебя, – сказала Дева, не сводя с него затуманенных глаз. – Хочешь ли ты, чтобы я осталась с тобой?

Сизый туман сползал с ее плеч. Одежды ее стали прозрачными, словно вода в горном потоке. Она тихонько вздохнула, когда истаяли преграды между ладонями Чжу и ее станом, а вдали, на горе Фэньшань, отозвались на ее вздох девять колоколов. Каждый год, едва приходила «белая осень» и выпадал иней, они начинали тихонько звенеть сами собой, но впервые со дня сотворения мира отозвались дыханию страсти.

– Мне чудится, если мы будем долго смотреть друг на друга, подобно белым лебедям, дети у нас могут возникнуть только из пламени взоров, – произнес Чжу, не слыша своих слов и не ведая, что говорит.

Она струилась за шелком одеяний своих вниз, вниз, и Чжу, смертельно боясь отпустить ее, тоже склонился долу. В миг поцелуя показалось ему, что он и Серебряная Фей стали созвездием Сюань-у – ведь оно изображает двоих, слившихся воедино!

Взошел полумесяц над ними, и был он прозрачнее белого шелка.

Поселились Чжу и Серебряная Фей во Дворце Вечной Ночи, что издревле воздвигнут для нежных утех. Едва проглядывало дневное светило, как Фей заливала солнечный костер слезами, чтобы не мешал, и вновь Небесные Часы струили время их любви.

Но однажды, в полудреме на серебряном плече, услышал Чжу шаги поодаль. Чья-то тень мелькнула среди диких смоковниц. Схватился Чжу за пояс – ох, нет ни пояса, ни ножа! В случае беды чем защитить возлюбленную? Оружие, что годится для сладострастной битвы, в настоящем бою лишь помеха!

Пригляделся Чжу пристальней – и вздохнул облегченно: да ведь это всего-навсего старушка древняя! Но куда идет она? Почему так глубоки и тяжелы ее вздохи? Что гнетет и заботит ее?

Подкрался Чжу поближе и спросил из зарослей, словно горный дух Уло, что ходит с поясом из повилики, ездит на упряжке из барсов: