63  
  • Я синеглаза, светлокудра.
  • Я знаю — ты не для меня…
  • И я пройду смиренномудро.
  • Молчанье гордое храня.
  • И знаю я — есть жизнь другая.
  • Где я легка, тонка, смугла.
  • Где, от любви изнемогая.
  • Сама у ног твоих легла…
  • И, замерев от сладкой муки.
  • Какой не знали соловьи.
  • Ты гладишь тоненькие руки.
  • И косы черные мои.
  • И, здесь не внемлющий моленьям.
  • Как кроткий раб, ты служишь там.
  • Моим несознанным хотеньям.
  • Моим несказанным словам.
  • И в жизни той живу, не зная.
  • Где правда, где моя мечта.
  • Какая жизнь моя, родная, —
  • Не знаю — эта или та…

С Павлом Тикстоном все было иначе: Тэффи жила своей жизнью. Он любил ее такой, какая она есть, хотя, конечно, ему было лестно, что удалось вовлечь такую блестящую особу в масонскую ложу. Да, Тикстон был масон, и его стараниями Тэффи тоже приняла это звание — женские масонские ложи были модным явлением в русской эмиграции. Как, между прочим, и во французской в конце XVIII века.

Наконец-то окончилась неустроенная жизнь Тэффи с беспрестанными переездами с квартирки на квартирку, из отеля в отель, о которой она яростно отзывалась: «Нет больше сил прыгать через чемоданы!»

Отец Павла Тикстона когда-то владел заводом под Калугой, сам он был директором банка в Петербурге, у него имелись немалые деньги здесь, в Париже. И вот он поселил возлюбленную подругу в апартаментах на авеню де Версай, каждое лето возил ее в авто по belle France, по прекрасной Франции… Павел Андреевич был женат, имел взрослого сына (семья жила в Лондоне), о разводе речи не шло, да, впрочем, для Тэффи не существовали условности. Она просто была счастлива новой для нее жизнью, в которой о ней заботился любимый мужчина. Не случайно именно в эти годы она создала наиболее сильные свои произведения: сборники рассказов «Книга Июнь», «О нежности», «Зигзаг», «Воспоминания» (кстати, именно чтобы не волновать Павла Андреевича, она столь тщательно «шифровалась» в этих воспоминаниях — в смысле, личную жизнь свою шифровала), «Авантюрный роман»…

Однако в 30-е годы случился мировой экономический кризис, и деньги Тикстона пропали. От потрясения с ним случился удар. Был он в это время в Копенгагене. Знакомые дали знать об этом не жене — сыну и Тэффи. Тикстона перевезли в Париж, и он медленно умирал на руках у своей Тэффиньки. В. Васютинская, их приятельница, вспоминала: «За стеной ее рабочего кабинета медленно угасал тяжело больной, день и ночь нуждавшийся в ее присутствии, заботах и уходе. И она годами окружала его своей нежностью, бдела над ним неотступно и… писала развлекающие читателей веселые рассказы».

Покинул Тикстон сей мир в 1939 году, и это стало для Тэффи страшным горем.

  • Мою хоронили любовь…
  • Как саваном белым, тоска.
  • Покрыла, обвила ее.
  • Жемчужными нитями слез.
  • Отходную долго над ней.
  • Измученный разум читал.
  • И долго молилась душа.
  • Покоя прося для нее…
  • Вечная память тебе!
  • Вечная — в сердце моем!
  • И черные думы за ней.
  • Процессией траурной шли.
  • Безумное сердце мое.
  • Рыдало и билось над ней…
  • Мою схоронили любовь.
  • Забвенье тяжелой плитой.
  • Лежит на могиле ее…
  • Тише… Забудьте о ней!
  • Вечная память тебе!
  • Вечная — в сердце моем!

Тэффи пережила Тикстона надолго и, конечно, проводила время как могла — и в тоске, и в веселье. Работа, работа — чтобы жить, чтобы выживать, не умирать от тоски… Она оставалась кумиром русского зарубежья. По-прежнему выходили книжки, она публиковалась в газетах «Последние новости», «Общее дело», «Возрождение», «Руль», «Сегодня», в журналах «Грядущая Россия», «Современные записки», «Жар-птица», «Перезвоны», «Иллюстрированная Россия», «Звено», «Русский инвалид» и других. Но с каждым годом она все чаще с опаской посматривала в ночные небеса: не показался ли на горизонте тот самый корабль — серебряный, с пурпурной бахромою, чтобы увезти ее в страну «Нигде», куда уходили герои одного из ее рассказов?..

Однако ей была суждена долгая жизнь: пережить войну и немецкую оккупацию, смириться с равнодушием дочерей (Валерия работала в польской миссии в Лондоне, Елена — театральная актриса, осталась в Варшаве), которое было, строго говоря, естественным результатом ее собственного к ним равнодушия, постепенно проводить всех близких и дальних друзей…

  63  
×
×