Русские инородные сказки 2

— Странно. Очень странно.

— Что же тут странного?

— Что жили. Что умерли. Да еще и в одну ночь. Умирают обычно днем.

— Да нет. Умирают обычно, когда прийдется.

— Ну ладно.

И они долго молчали.

Потом Кто-то спросил: "А как их звали?" Сова задумалась.

— Да никак их не звали. Зачем бы их было куда-то звать?

— Ну в гости там или на дни рождения.

— А! Они не ходили в гости. Тем более на дни рождения.

— Почему?

— Не знаю. Может быть, сладкого не любили.

— Ну а знакомые-то у них были?

— Кажется нет.

— Не понимаю. Ничего не понимаю.

— Я тоже давно уже ничего не понимаю. Очень давно.

Сова перелетела на соседнее дерево и стала смотреть на хрупкую секиру Большой Медведицы. Кто-то молчал. Потом Сова резко спикировала куда-то вниз.

— Приятного аппетита, — сказал Кто-то.

— Спасибо, — прочавкала Сова, возвращаясь на место, и зачем-то добавила — очень нежная мышь.

И они еще помолчали. Сова смотрела на звезды, а Кто-то думал.

— Ну хорошо, — спросил, наконец, Кто-то, — а как они друг-друга-то называли? Были же у них хоть какие-то имена.

— Друг-друга?

— Ну да.

— Они называли друг-друга на ты.

— Это я понимаю.

— Он звал ее «милая» и еще "мой бедный друг".

— Уже легче. А она его?

— "Ветер". А еще "дурачок".

— Нет, не легче. Так вот и говорила: "Привет, дурачок"?

— Ага.

— Но ведь это смешно.

— По-моему так не очень.

— "Привет, дурачок!"

— Да нет. "Здравствуй, Ветер".

— Не слишком ли торжественно?

— Не слишком. На бумаге это очень красиво.

— Почему на бумаге?

— Как почему? Они же писали друг-другу письма.

— Воображаю себе. Долгие, вероятно, как разлука.

— Вероятно.

— Но умерли в один день?

— Да нет же — в одну ночь. Я ведь уже говорила.

— Ну да. Впрочем, чушь какая-то.

— Ага. Я тоже думаю, что чушь.

— Хорошо. Скажи мне тогда…

— Скажите.

— Что?

— Не «скажи», а «скажите». Мне не кажется, что мы переходили на ты.

— А ну да. Извините.

— Ничего. Вы, кажется, хотели что-то спросить.

— Да нет, это не так уж важно.

— Понимаю.

— Но все же, почему они были вместе?

— Вместе? Они не были вместе. Ни в одном.

— А вот сейчас у меня действительно начнется мигрень.

— Это не слишком удивительно. История-то и правда довольно печальная.

— Но зачем же вы ее рассказываете?

— А разве я что-то рассказываю?

— Ну как же? "Так они и жили…"

— Ах вот вы о чем… Но они действительно так и жили. Именно так.

И они опять замолчали. Теперь уже совсем. До конца.

Зверь печальный

Горе ли от ума, ум ли от горя, а жил на свете Зверь печальный. Может не было ему охоты, а может была, не знаю, но случилось так, что жил.

Долго ли, коротко ли, тянулась тропа над рекою, мало кто теперь помнит. А кто помнит молчит. И правильно верно делает. Да не о тебе рассказ, а о Звере.

Идет по тропе Зверь, думу думает. Плывет по реке Зверь, горе слушает. Нет у Зверя другой заботы. Да и какие заботы у Зверя. Нет у него забот.

Над водой ли летела птица, у воды ли сидела кошка, а остался наш Зверь без сердца. Т. е. с сердцем, но очень больно.

— Ты скажи мне, чужая птица, ты ответь мне, не злая кошка, для чего ты так смотришь мимо, что слезятся глаза у Зверя.

Ничего не сказала кошка, и крылом не взмахнула птица. Даже мимо не посмотрела. Т. е. просто глаза закрыла.

Вот ведь не было Зверю горя, так нашел себе в горло рану. Не завыть, не заплакать в голос. Не охоты, не теплой тени.

Улетела на север птица. Т. е. нет не на север — к югу. Впрочем нет, не скажу, не помню. Помню лишь, что исчезла кошка, да еще вот вода потемнела.

Облетели сухие листья, только не было Зверю вести. И с пургою нет вести тоже. А вот ждал почему, не знаю.

Журавли прилетели после, а за ними и прочие галки. Принесли с собой море сплетен. Не про кошку, про крокодила.

Ходит Зверь и не смотрит в небо. И на зайцев не смотрит тоже. Т. е. ест, но совсем не смотрит. Много ест, а смотреть не может.

Приходили к нему волчицы, отводили гулять за реку. И глядеть на закат водили, только скучно ему — нет мочи.

Чем закончить? Что так и умер? Так не умер. С какой беды бы? Дом построил, родил зверушек, перебрался поближе к скалам.