55  

Нож, выпорхнувший из его руки быстрой серебряной птичкой, вонзился ей под ребро. Не так глубоко, чтобы убить, но достаточно, чтобы дать почувствовать хотя бы тень той боли, что ежедневно испытывал он сам.

Женщина удивленно опустила взгляд на расплывающееся по темно-голубой ткани кажущееся черным пятно крови и только потом закричала.

На улице послышался шум – люди профессора въехали в ворота. Они займутся сейчас той, второй, оставив для него ЭТУ. ЭТУ он не отдаст никому!

Уродец, которого защищала женщина, издал странные булькающие звуки и протянул руки.

На миг карлику показалось, что он попал в липкую паутину. Сознание туманилось, а тело вдруг стало непослушно-вялым. Ему захотелось забыть обо всем и упасть на пол, свернувшись, как в утробе матери. Но нет – даже там, в утробе, не было для него спасения. Даже там его не любили!

Он почувствовал во рту вкус собственной крови. Кажется, прокусил губу, а может, и язык, не важно, зато в голове прояснилось. Разрывая невидимые паутинные нити, карлик шагнул вперед, к кричащей женщине. Она отступила, схватив тяжелую табуретку. Дурочка! Разве это ее защитит?

Уродец на кровати забился, пытаясь встать. Он был жалок, он был смешон, и Гуттаперчевый расхохотался.

В руке у француженки оказался маленький блестящий пистолет – и когда она только успела его вытащить?! Ну ничего, и это не проблема. Еще один метко пущенный нож – и рука с пистолетом повисла. Кровь стекала на растрескавшийся, выкрашенный темно-красной краской пол… Кажется, когда-то он читал, что палубы боевых кораблей специально красили в такой цвет, чтобы враг не увидел пролитой крови. А ее видно! Ха!

Смешно, все очень смешно!

Та, которая стала теперь олицетворением всего, чего его когда-то лишили, остановилась и, вытянув вперед не раненую руку, быстро заговорила по-французски.

Он не знал этого варварского языка, однако понял все, что она говорила. Она просила пощадить беспомощного уродца, она была согласна заплатить за его жалкую жизнь своей собственной жизнью.

Ее слова причинили карлику неожиданно острую боль. Странно, он не думал, что может быть больнее, а вот, оказывается, может. Даже когда перейдены все рубежи боли, она все равно имеет над нами власть. Всегда находится что-то за гранью…

Карлик шагнул к француженке и ткнул ножом ей под коленку. Женщина упала, не отводя при этом взгляда. Ее наполненные мукой и любовью глаза выжигали внутри него все. Там давным-давно остался один пепел, но, дьявол, почему, почему так больно?!

– Эй, карлик! Хватит! – послышался позади грубый голос одного из сподвижников профессора. – Довольно! Знай свое место. Давай, к ноге!

Они часто оскорбляли его, но он терпел, потому что был ВЫШЕ этого, потому что кроме вполне определенных вещей его не интересовало больше ничего. Вот и сейчас он не обратил на оклик никакого внимания, а вместо того намотал на кулак блестящую, пахучую прядь волос женщины. Ее губы дрожали, но она по-прежнему не отводила взгляда. Смотрела прямо ему в глаза.

– Оставь ее! Профессор велел привезти всех живыми. Эй, карлик!

Кажется, этот человек должен был заняться матерью мальчишки. Вот и занимался бы, а не лез не в свое дело.

Чужая рука схватила карлика за шиворот, но он непринужденно вывернулся, по ходу ткнув мешающего человека в живот.

– Ты… – проговорил тот хрипло и удивленно.

Гуттаперчевый не стал уделять уже устраненному препятствию время: сам виноват, если не знает, что никогда нельзя вставать между правой рукой профессора и тем, что эта рука творит.

Убивать его научили уже давно. Он умел делать это, наверное, сотней способов. Может быть, больше, чем сотней, карлик никогда не считал…

– У-убей м-мена-я! – послышалось со стороны кровати.

Глупый, наивный уродец надеялся купить жизнь своей новообретенной мамочки собственной кровью. Дурак! Да кому он нужен!

– Эй, что здесь творится? Вадим… Блин!..

Второй из присланных профессором людей, связавший вторую дамочку, заглянул в комнату и, понятно, тут же наткнулся на труп своего товарища.

Щелкнул пистолет, но карлик, конечно, был наготове. Предназначенная для него пуля вошла в тело женщины. Ее глаза закатились. Нежная птичка – столько боли, конечно, не для нее.

– Чокнутый карлик! – взревел помощник профессора и снова выстрелил. Опять мимо. Да, у них в цирке обучают значительно лучше.

  55  
×
×