Цирк кошмаров

– Засада! Уходим через поле! – закричал француз. – Огонь без команды.

Оглушительно загрохотали выстрелы, послышался звон разбившегося заднего стекла, и машина наполнилась кислым запахом сгоревшего пороха. Лобовое стекло лопнуло, осыпав всех брызгами осколков, а водитель, как брошенная кукла, упал лицом на баранку. Вероятно, он задел рукой магнитолу, и в салоне загремел хрипловатый женский голос: «Non, je ne regrette rien» ^[10].

Олег знал эту песню и о чем там идет речь: ее часто слушала мама. «Нет, я не жалею ни о чём», – надрывалась Эдит Пиаф.

«Похоже, сейчас все кончится», – мелькнуло в голове, и Олег с острым чувством сожаления подумал, что ему-то как раз жаль. Жаль Квазимодо, который так не вовремя нашел семью. Маму, которая останется одна. И, самое главное, Алису, которая ни в чем не виновата и вообще классная девчонка.

Волков никогда не задумывался о религии, но в этот момент отчего-то взмолился:

«Господи, сделай так, чтобы мы все остались живы! У нас тут еще куча важных дел, которые надо закончить, и негодяев, которых надо проучить, и слабых и беспомощных, которых надо спасти».

Он нащупал руку Алисы и почувствовал ее ответное пожатие.

– Не бойся, – сказал Олег так убедительно, как только мог, – мы выкрутимся, раньше и не из такого выкручивались. Профессор – просто мелкий гад, не то что древние боги. И не такое переживали.

Тем временем Серж вскочил на ноги, спихнул тело шофера с водительского сиденья и сам протиснулся за руль. Мотор зарычал, Олег почувствовал, что машина круто развернулась.

– Правильно сделал, что не взял лимузин! – весело закричал Серж, обернувшись, и Олег увидел, что его лицо разрумянилось, а в глаза, впервые после гибели Моник, вернулся блеск. Микроавтобус перевалил через обочину и запрыгал по пологому откосу. Люди Сержа перестали стрелять, стих и ответный огонь.

«Спасибо, – мысленно поблагодарил Олег, – я схожу свечку поставлю. А лучше сделаю все что нужно и не буду ни боятся, ни колебаться, даже если на моем пути встанет кто-то из родных…»

Ему почему-то даже про себя не хотелось говорить «отец».

Вдруг сзади бабахнуло. Машина проехала еще немного и остановилась.

– Ребята, дальше без меня, – раздался тихий и странно изменившийся голос Сержа.

Олег поднял голову и увидел, как между пальцев француза, прижатых к шее, широкими лентами струится кровь, мгновенно пропитывая рубашку и свитер. Серж смотрел прямо на Олега, и его глаза, еще мгновение назад горевшие азартом боя, тускнели с каждой секундой.

– Извини, пацан, – сказал один из людей Сержа, выбрасывая автомат в окно, – бой окончен. У них снайпер, нас на этом поле как цыплят перестреляют. Зачем умирать зря?

В разбитое заднее окно было видно, как на краю насыпи вырастают фигурки преследователей.

«А ведь мне совсем не страшно. Вообще ничего не чувствую, – с удивлением подумал Олег. – Надо что-то делать. Хватать Алису, Квазимодо и бежать. Те, сзади, они не будут стрелять. Наверняка мы нужны им живыми. И бумаги отца… Нельзя, чтобы они достались профессору!

Он начал подниматься, но в этот момент в разбитое окно влетел какой-то шипящий предмет, а за ним еще один. Глаза и горло взорвались болью, как будто в них плеснули кислотой. Пытаясь удержать мучительные приступы кашля и тошноты, Олег поднес руки к лицу. Мир терял четкие контуры, сознание стремительно подергивалось темной пеленой. Чуд взвизгнул и опрометью бросился вон, через разбитое окно.

«Хорошо, что хоть кому-то удалось сбежать», – успел подумать Олег, прежде чем окончательно потерял сознание.

13

В плену

Голова. В ней били в тысячу барабанов и гремела тысяча цирковых литавр.

Алиса приоткрыла глаза и поморщилась: свет обжог, словно в лицо плеснули серной кислотой. В горле першило, глаза слезились, а голова кружилась. Но, кажется, она была жива. Она жива… а другие? Где Олег? Где Квазимодо? Что с Сержем? Правда ли то, что она видела?

Именно беспокойство заставило девушку окончательно прийти в себя и подскочить на жестком ложе.

Алиса была одна. В небольшой комнатке, напоминающей скорее тюремную камеру: толстая металлическая дверь с решеткой, голые беленые стены, еще более раздражающие больные глаза, зарешеченное окно, сквозь которое и проникал болезненный свет. Девушка тихо застонала и сползла с узкого ложа на холодный каменный пол и тут же согнулась в приступе сильнейшего кашля. Как же ей плохо! Как же хочется так и остаться здесь, на полу, склонив голову к коленям, ни о чем не думать, ничего не знать!

---

10 Слова из одноименной песни Эдит Пиаф.