185  

– А как ты догадался? – удивился я.

– Так часто бывает. Вашего брата, демона, так и тянет поближе к правильному огню, – туманно пояснил он. – Ты вот что, Маггот: становись поближе к камину, а когда я закончу читать заклинание и умолкну – прыгай в огонь. Не бойся, не обожжешься – не успеешь!

– Ладно, – кивнул я.

– Только не медли, – предупредил он. – А то придется всю эту тягомотину по новой заводить…

Стоило Эбенгальфу произнести первые слова заклинания, как толстое разноцветное стекло единственного крошечного окна глухо задребезжало под напором ураганного ветра. На этот раз моя подружка Овётганна пришла сюда не для того, чтобы нежно растрепать мои волосы, она собиралась как следует поскандалить.

Эбенгальф осекся и вопросительно посмотрел на меня.

– Похоже, этот Мир не хочет отпускать тебя, Маггот!

– Не Мир, – тихо сказал я. – Только ветер. Один из ветров…

– Ну если так… – протянул он.

Я был уверен, что сейчас Эбенгальф скажет, что не собирается связываться с сердитыми древними ветрами, что ему, мол, здесь жить и поэтому мои проблемы – это мои проблемы, а он умывает руки… Я здорово недооценивал этого упрямца!

– Если так, придется начать все сначала, – твердо сказал он. – Ничего, Ронхул Маггот, не бзди, не пропадем! Окна у меня крепкие, древняя работа: замок-то я не строил, он от Ургов остался… В общем, стой смирно и не дергайся – будь что будет!

Эбенгальф снова забормотал древнее заклинание.

Наслушавшись историй Таонкрахта о славном прошлом альганцев, я ожидал, что услышу какие-то знакомые слова – например, на латыни. Но никакой латынью там и не пахло. Какой-то марсианский речитатив, иначе и не скажешь! Впрочем, скоро мне стало не до лингвистических изысканий, и даже рев не на шутку осерчавшего ветра за толстыми стенами замка больше не заставлял меня сжиматься в испуганный комок: я уже стоял одной ногой в другом Мире, и все остальное не имело значения.

Потом что-то произошло, но тогда я не осознал, что именно, просто внезапно понял, что голос Эбенгальфа умолк, и, не раздумывая, шагнул вперед. Пламя в камине больше не казалось мне серьезным препятствием: кажется, я просто забыл, что огонь имеет свойство обжигать…

Я и не обжегся, разумеется! Просто шел вперед, пока не понял, что дальше идти невозможно: я уперся в стену, которая при ближайшем рассмотрении оказалась стеной моей собственной гостиной.

– Получилось! – сказал я вслух.

– Что у тебя получилось? – спросил из-за двери звонкий голос прекрасной леди, которая обещала мне долгую прогулку при луне и вот – не обманула! – Во что это ты одет, Макс? – весело спросила она, переступая порог.

– Да вот, наткнулся на какое-то смешное барахло в старом шкафу, – нашелся я. – Наверное, от прежних жильцов осталось. Мне нравится, но на улицу в таком не выйдешь, хотя… Кстати, я давно хотел узнать: а в Ехо бывают карнавалы?

Эпилог

Если верить трем коротеньким овальным стрелкам старых часов в моей гостиной, выходит, что я уложился примерно в пару секунд: время моего отсутствия в этом прекрасном Мире стремится к нулю.

Возвращение домой так и не стало для меня потрясением: ни в тот замечательный вечер, ни позже, под утро, когда я добрался до своей спальни и остался наедине с собой, любимым, со всеми вытекающими последствиями. Я долго лежал в постели без сна, но не сходил с ума, как следовало бы ожидать, а с незнакомой мне доселе нежностью перебирал в памяти фрагменты своей «одиссеи». Что касается обещанной тоски – без нее, конечно, не обошлось, но я уже давно научился жить так, словно это дурацкое чувство принадлежит не мне, а какому-нибудь второстепенному герою выдуманной мною истории…

Я долго не хотел – или не мог – говорить на эту тему с кем бы то ни было. Меня не покидала смутная, но не подлежащая сомнению уверенность, что древнему ветру по имени Овётганна будет приятно, если его имя останется в моем сердце, но никогда не сорвется с моих губ – разве что во сне. Удивительное дело: чтобы такой болтун, как я, несколько лет кряду молчал о таких удивительных вещах! Тем не менее молчание пришло ко мне как бы само собой, оно не потребовало от меня никаких волевых усилий. Собственно говоря, можно сказать, что я храню молчание до сих пор: слова, написанные на бумаге, и слова, сказанные вслух, – совсем не одно и то же.

Коробочка с ароматным цветком, романтический подарок ндана-акусы Анабана, до сих пор лежит в одном из шкафов, заполненных всякой милой чушью, о которой я забываю через пять минут после того, как кладу на полку. Цветок по-прежнему пахнет, и иногда я позволяю себе открыть коробочку и вдохнуть этот сладкий, но совершенно чужой аромат. У него есть одно удивительное свойство, опасное и притягательное: этот запах не просто обрушивает на меня ворох воспоминаний о моих скитаниях по Хомане, но делает их такими живыми и достоверными, что я с трудом удерживаюсь от искушения немедленно выглянуть в окно и проверить: сколько солнц сияет на небе?

  185  
×
×