Одна минута и вся жизнь

— Хочу. И ты мне скажешь.

— А если я солгу?

— Я это пойму и отстрелю тебе член. Я всегда определяю, когда лгут.

Парень смотрит в это бесстрастное бледное лицо и понимает, что будет именно так, как сказала эта странная женщина. Он содрогается от ужаса. Он тоже многое знает о боли. И достаточно знает людей.

— А когда я скажу, ты меня отпустишь?

— Нет.

— Но какой мне смысл…

— Я не сказала, что убью тебя. Но не отпущу. Тебя придержат для меня на потом — мало ли, может, ты шутник или виртуозный лжец, таких, говорят, детектор не берет. А может, просто пристрелю тебя. Я не знаю, честно. Мало ли чего мне захочется, но попробовать стоит.

— Ты сумасшедшая!

— Наконец догадался! Так ты мне скажешь?

— Хорошо. Это бывший детский лагерь недалеко от Стрельны, знаешь?

— Найду.

— Ты не попадешь туда. Там охрана.

— Где его держат?

— Не знаю.

— Исчерпывающий ответ. — Дана в задумчивости смотрит на своего пленника. Оставлять его в живых глупо, убивать не с руки — что потом делать с трупом?

Ее размышления прерываются звуком открывающейся входной двери. Дана прижимается к стене за дверью в комнату.

«Кто это может быть? Либо напарник этого олигофрена, либо любопытный сосед, либо… Кто угодно».

Дана целится в сидящего мужчину. Их глаза встречаются, и он понимает, что при первой же опасности она сначала пристрелит его, а потом примется за того, кто войдет.

Дана ждет. Шаги ближе, еще ближе. Вот открывается дверь, и человек входит. Дана бьет его по голове рукояткой пистолета, и он падает на пол. Дана подходит к нему, поворачивает его на спину и обреченно вздыхает. Перед ней на ковре вальяжно развалился Виталька. Дана злорадно усмехается. Поделом ему, не надо лезть не в свои дела.

— Кто это?

— Не твое собачье дело. — Она раздраженно хмыкает. — Тоже мне, рыцарь Круглого стола! Получил по черепу — и этого еще мало.

Виталька медленно приходит в себя. Вот дрогнули его густые ресницы, он открыл глаза, и Дана мысленно улыбнулась. Ей вдруг вспомнилась их безумная ночь в розовой комнате.

— С прибытием. — Она смотрит на него, не отрываясь. — Извини, но именно тебя я не ожидала.

— Моему долготерпению позавидовал бы любой буддийский монах. — Виталий сел, держась за голову. — А это еще кто?

— Киллер. — Дана устало опускается в кресло. — Пришел за документами и за моим скальпом. Заметь, я даже не спрашиваю, как ты здесь оказался. Мне это уже не интересно. У меня есть план.

— Вот как? — Виталий испытующе смотрит на нее. — У тебя имеется еще один план? Похоже, Данка, ты просто переполнена разнообразными проектами. Знаешь, у меня тоже есть один. И он состоит в том, что я увезу тебя домой, и это сумасшествие прекратится.

— Нет. Партию надо доиграть до конца. Я влезла в дерьмо, и оно так просто меня не отпустит. Ты ведь и сам это знаешь. Поэтому сделаем по-моему.

— Хорошо. — Виталий смотрит ей в глаза, и Дана краснеет. Она знает, что он тоже помнит о той их ночи. — Ты снова уперлась, спорить бесполезно. Так и быть, сделаем по-твоему.

— Тогда звони Косте. Он нам понадобится.

— Это он. — Человек, сидящий на переднем сиденье «Крайслера», заметно нервничает. — Он назвал номерные знаки и марку машины. Он пунктуален.

— Не надо волноваться, шеф.

— Я не волнуюсь. С чего ты взял? Держи оружие наготове. Эти парни способны на все.

— У них неплохая репутация. Они никогда не подводят своих клиентов.

— Так-то оно так…

— Вам придется выйти.

— Знаю. Смотри в оба. Стреляй только в самом крайнем случае. Если мы его ухлопаем, нас уже ничто не спасет. Они нас достанут, обязательно. Были прецеденты.

— Хорошо, шеф.

Мужчина в дорогом пальто и мягкой шляпе выходит из машины. Его туфли из крокодиловой кожи явно не предназначены для путешествий по снегу. Он морщится: снег попал в туфли, и ему холодно. Он уже забыл ощущение, когда в обувь попадает снег. Он и о снеге давно забыл.

Мощный внедорожник тормозит рядом. Мужчина в дорогом пальто напрягается. Из подъехавшего автомобиля выходит высокий стройный парень. Смуглое лицо, медальный профиль и черные глаза. Пассажир «Крайслера» пытается вспомнить: несомненно, он где-то видел этого парня, но где? Нет, не помнит. Впрочем, неважно. Самое главное, что все уже позади. И тот ужас, в котором он жил эти месяцы, тоже позади.