На ее лице проступили красные пятна, она начала задыхаться.
— Ирка, ты что? Доктор!
Молодой врач и несколько сестер забегали вокруг Ирки, кровь текла у нее из горла, почему они не остановят ее, почему?! Господи, ну дай ей выжить, она расплатилась за свою глупость сполна, пусть она останется с нами, мы отвезем ее к морю, на теплый песок, только пусть она выживет...
— Время смерти — восемнадцать часов тридцать три минуты.
Врач смотрит словно сквозь меня. Он видел смерть, но он не знает, что я тоже видела ее и потому не плачу. Всему на свете есть объяснение.
— Мне очень жаль, болезнь была сильно запущена.
— Когда я могу забрать тело?
— Завтра. Зайдите ко мне в кабинет, я выпишу вам свидетельство о смерти, иначе вы не сможете ее похоронить.
Небольшой кабинет, письменный стол и кушетка — и все.
—- Вот, прошу. Завтра приезжайте забрать тело.
— Хорошо.
— Вы с сестрой не были близки?
— Нет. Она убежала из дому еще подростком и жила как умела. Я знаю, о чем вы думаете. Но так сложилось, я не могла на это повлиять. Мне жаль ее. Скажите, к ней кто-нибудь приходил?
— Только ваш брат, доктор Якоб. У вас разные отцы?
— Нет, док, у нас разные матери, а отец один. И я должна сообщить ему, что его дочь умерла. Не представляю, как он это переживет.
— Сочувствую. Кстати, сегодня о ней справлялся еще один человек. Высокий очень красивый брюнет, в темном пальто...
— Да? Спасибо, коллега. Я прошу вас... Если будут спрашивать, не сообщайте никому, что я успела с ней повидаться и поговорить.
— Как это?
— Говорите, что я пришла, когда она уже умерла. Так будет лучше, поверьте.
— Хорошо, как скажете.
9
Старик почти не изменился. Тот же синий костюм-тройка, аккуратный и отглаженный, те же усы — седые и густые, только добавилось морщин вокруг глаз, вот и все. Есть люди, к которым время прикасается осторожно. Старик именно такой.
Мы хороним Ирку. Не смогла я отвезти ее на далекое и неуютное Матвеевское кладбище. Этот город был для Ирки холодным и жестоким, потому мы отвезли ее в Березань — туда, где она когда-то была счастлива. Мы все были счастливы — благодаря Старику. Тут она обретет свой последний приют рядом с Куком. И будут шуметь для нее старые туи, и будет слышать она, как течет речка, — там до сих пор есть наше место, где мы жгли костры, где мы были вместе. Мы и сейчас вместе, только теперь и ее место здесь будет пустовать.
— Земля ей пухом...
Я поднимаю взгляд. Танька. Толстая, неопрятная, все тот же хмурый взгляд исподлобья. Наши глаза встречаются. Когда откинулась, Танька?
— Привет, балерина, — голос у нее хриплый и прокуренный. — Давно не виделись.
— Давно. Как жизнь, Танька?
— Ничего, живу. Жаль Ирку.
— Жаль...
Нам не о чем с ней говорить, хотя между нами стоит кое-что: грязный кабинет, старый небритый следак и ее, Танькин, голос: «Я видела их, они сидели у реки. Да с кем я их могла спутать? Эти придурки всегда сидят на одном и том же месте, и тогда сидели всю ночь почти! Гитарка бренчала, достали просто».
Не сидели мы у речки, а выловили по одному двух ублюдков и взыскали с них долг — с каждого, с процентами. Только Танька хотя и знала, а нас не выдала. И вот мы снова встретились — здесь, рядом с Иркой, которая лежит в гробу, маленькая и бледная, и ни до чего ей нет дела, но она примирила нас сейчас. Примирила навсегда.
Крышку закрыли, дед-сторож забивает ее гвоздями. Все, Ирка, здесь тебе быть вечно. Что ж, так вышло. Мы бросаем в яму комья земли. Я помню, как когда-то мы вот так же хоронили Кука.
— Стас приехал. — Танька рассматривает дорогую машину. — Большой человек, смотрю.
-Да.
— У вас же что-то с ним было.
— Было, да сплыло, — отвечаю ей.
— Ну что ж, помянем Ирку.
Мы идем по кладбищу: я, Танька, Рыжий и Старик. Позади плетутся Стас и еще несколько наших — из тех, кто осел в Березани. Мы с Рыжим устраиваем поминки.
— Лиза, нужно поговорить. — Старик сжимает мою ладонь. — Вы с Вадимом заночуете у меня?
— Если не помешаем.
— Нет. Надо поговорить.
Молча заходим в старую столовую, где уже накрыты столы, наливаем рюмки и пьем. Мы привыкли молча терпеть беду, вот и сейчас молчим. А что говорить? Мы, ничьи дети, только сами друг о друге пожалеем. Хорошо, что есть кому похоронить и помянуть по-людски.