107  

Наступил вечер, и мои друзья разошлись по домам, а я лежал в земляной яме, укрывшись старым пальто. Вылезать оттуда и идти домой мне по-прежнему не хотелось: к этому моменту я уже начал забывать о том, что у меня есть какой-то «дом», куда непременно нужно возвращаться не позже девяти часов вечера, да и словосочетание «девять часов вечера» к тому моменту начало казаться мне бессмысленной абстракцией… Но из темноты донесся голос, который звал меня по имени: у всех обитателей нашего двора, в том числе и у моих родителей, была скверная привычка зазывать детей домой громкими визгливыми голосами. Крик разрушил магическое очарование моего одиночества, я вылез из ямы и отправился домой. Или же не вылез и никуда не отправился, а остался в возлюбленной своей яме и сижу там до сих пор? Выбирай версию, которая тебе по душе. И если ты знаешь, зачем я тебе все это рассказываю, объясни мне как-нибудь, ладно? Потому что по утрам я не ведаю, что мету.


Запись от 7 октября. Я спал без тебя, и должен бы загрустить, но почему-то проснулся с веселой уверенностью, будто мир, в котором мы живем, – удивительное место; всякий человек – не просто прямоходящий примат, а усталое и разочарованное, но все еще могущественное божество; каждый город – священный лабиринт; докучливые условности в любое мгновение могут стать всего лишь правилами игры, трудной и опасной, но чертовски увлекательной, да?


«Конечно», – согласился автоответчик семь часов спустя. Машин голос, записанный на пленку, всегда со мной соглашается. Да и кому придет в голову всерьез спорить с отсутствующим?

Ж

87. Жар-птица

Она уносит <…> за тридевять земель.


Этот октябрьский день оказался настоящим метеорологическим шедевром: солнце разогнало низкие облака, южный ветер принес почти апрельское тепло, а дворники, очевидно, забастовали, так что щербатый асфальт тротуаров был погребен под несколькими слоями (пламя, гниль и снова пламя) палой листвы. В такую погоду грех запираться в офисе: к вечеру все может перемениться, и многострадальные локти мои заалеют следами свежих укусов.

Поэтому с утра строго говорю себе, что должен сегодня провести плановую операцию «Вы под колпаком у Мюллера»: сменить брусничный плащ на неприметную синюю ветровку, прикрыть рыжую голову капюшоном, а приметную морду – новыми солнечными очками, в коих наемные наши работники меня еще не видели, слегка ссутулиться, замаскировать обычную подпрыгивающую походку ленивым приволакиванием ног и в таком неприглядном виде посетить все наши лотки. Меня, конечно, опознают, но не сразу – именно то, что требуется.

Составление списка прегрешений продавцов, увы, одна из моих обязанностей. Я не слишком суров: если вижу на лотке «левый» товар, делаю вид, будто ничего не заметил. Ну, мутит человек помаленьку какой-то свой личный мелкий бизнес, добывает на досуге книжки, которых нет у нас на складе, перепродает не без выгоды для себя – вот и молодец. Репутации нашей это только на пользу: пусть покупатели знают, что наш ассортимент – самый широкий в мире, косая сажень в плечах, ни в одну дверь не пролезет… И на початый шкалик, припрятанный на рабочем месте, я, в отличие от грозной Раисы, готов закрыть глаза при условии, что продавец твердо стоит на ногах и способен производить осмысленные действия. Безжалостному искоренению подлежат лишь хамы да накрутчики цен. Первые вылетают сразу, вторым я даю шанс исправиться. Летом состав работников у нас сменялся чуть ли не еженедельно, но сейчас кадровая ситуация выглядит вполне благополучно. Поэтому следовало честно признаться себе: особой надобности в инспекции нет, просто мне понадобился предлог для прогулки. Святое, к слову сказать, дело, ничем не хуже других святых дел.

Итак, гуляю, заполняя попутно рабочий дневник наблюдений юного натуралиста.

Саня Комаров посасывает пиво, и бес с ним, невелик грех, хотя до полудня еще полчаса, а из ближайшей урны предательски торчат мутно-зеленые трупики трех опустошенных бутылок. Зато Комарыч в хорошей форме, лучезарен и обаятелен, а у лотка толкутся прогуливающие школу мальчишки, шарят по карманам, скидываются на «Конана-варвара», краткое содержание коего пересказывает им наш опохмеленный герой.

Маус, лопоухий студент-вечерник, гений втюхивания лежалого товара всему, что шевелится и имеет при себе деньги, как всегда, неподражаем. Даже мне попытался навязать несколько книг издательства «Северо-Запад», в отличном состоянии, но без суперобложек, якобы «за полцены», а на самом деле (кому и знать, как не мне) даже без положенной в таких случаях десятипроцентной скидки. Узнав меня, нахальный вундеркинд заржал и потребовал сигарету «за моральный ущерб». Дескать, ему теперь, после такого «перепуга», полдня потребуется, чтобы в себя прийти. Врет он все про «перепуг», но вместо одной сигареты я оставляю ему едва початую пачку: как-никак любимчик, в высшей степени забавный и полезный персонаж; уверен, что Торнтон Уайлдер с удовольствием вывел бы его в своем романе в качестве очередного воплощения Меркурия.[13]

  107  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×