130  

Я вовсе не чувствую себя несчастным. Сердце мое не разбито. У меня нет желания снова закрыть глаза и побежать навстречу какой-то иной судьбе: нынешняя меня совершенно устраивает. Одиночество не кажется мне непереносимым; впрочем, и общество других людей по-прежнему доставляет мне удовольствие. Я приветлив с окружающими и внимателен к ним, поскольку знаю теперь, что любой незнакомец может оказаться чудесным посланцем с изнанки вещей. Не потому, что всерьез полагаю, будто обитатели благословенной этой изнанки жаждут наладить связь с моей персоной; просто всякий обитаемый мир нежен и проницаем, а потому случиться может все что угодно и с кем угодно. В том числе и со мной. Почему бы нет? Случалось ведь до сих пор, то и дело…

Раз и навсегда утратив почву под ногами, я почему-то не пошел вразнос, а, напротив, успокоился, обрел недоступную мне прежде ясность и даже трезвость рассудка. Человек, раз и навсегда уверовавший, что единственный смысл его существования – надежда вернуться когда-нибудь в дом, построенный на границе сбывшегося и несбывшегося, переступить невидимый порог, по-хозяйски размахивая своей собственной связкой ключей от всех входов и выходов, просто обязан оставаться в здравом уме и твердой памяти. Мании, галлюцинации и прочий сложносочиненный бред – роскошь, которую я не могу себе позволить. Слишком уж велика ставка.

Житейская удача не оставляет меня, но теперь я взираю на собственные микроуспехи и микродостижения с некоторого расстояния, улыбаюсь ласково и снисходительно, как взрослый, наблюдающий за копошащимся в песочнице малышом. Дескать, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не забывало: это всего лишь игра, способ увлекательно провести день и дождаться прихода ночи, когда начнется настоящая жизнь.

Именно так.

Моя система ценностей претерпела необратимые изменения. Былые приоритеты получили команду «вольно» и разбрелись кто куда; возможно, побираются по вагонам метро, бормоча нараспев, как мантру: «Сами мы не местные…»

Жизнь наяву теперь имеет значение лишь потому, что всякий день завершается сном. Мой распорядок дня – это просто перечень технических заданий.

Мне нужно работать, чтобы иметь возможность оплачивать свое пребывание в доме, по коридорам которого слоняются в ожидании ночи сладчайшие из моих видений.

Я должен правильно питаться, потому что больной желудок может превратить в кошмар долгую зимнюю ночь, предназначенную совсем для иных развлечений.

Я вынужден отказаться от алкоголя, поскольку опытным путем выяснил, что одна безобидная пьянка способна на неделю оставить меня без сновидений (в лучшем случае они будут сумбурными и бессмысленными, как прежде). Из тех же соображений пришлось отвыкать от кофе и учиться щедро разбавлять водой чайную заварку – кто бы мог подумать, что я способен даже на это?!

Я много хожу пешком, в любую погоду, ибо обнаружил, что прогулки способствуют хорошему сну; ежевечерне дрессирую тело при помощи диковинных упражнений, беспорядочно понадерганных из брошюрок, посвященных восточным единоборствам и даосским врачебным практикам; дышу диафрагмой и сверяю свою жизнь лишь с лунным календарем: если уж считается, что именно это светило отвечает за сновидения, пусть руководит и моим житием-бытием.

К слову сказать, оно неплохо справляется.

101. Иблис

Я – лучше его: ты создал меня из огня, а его создал из глины.


Франк удобно устроился на диване. Налил в тонкий высокий стакан воды пополам с птичьей кровью (иных напитков он не признавал), не спеша отпил глоток. Потянулся за пультом, включил телевизор, настроил его на первый канал. Замелькали косые полосы, лицо диктора вдруг вытянулось, сплющилось и взорвалось, изображение распалось на цветные точки. Эта кутерьма продолжалась несколько секунд, потом на экране появилась новая картинка. Макс собственной персоной, на трудовом посту, среди грубо сколоченных полок и тюков с книгами. Франк одобрительно хмыкнул. Жив курилка! И ведь без визитов к врачам обошлось, и без судорожных попыток найти утешение и защиту от «бесовских наваждений» в какой-нибудь традиционной религии. Даже не напился ни разу до вожделенного умопомрачения, хотя это уж, как говорится, сам бог велел – кремень-человек!

В последнее время фокус с телевизором стал любимым развлечением Франка. На его экране телевизионные передачи то и дело перемежались «репортажами» о жизни и деяниях Макса. Порой получалось настолько забавно, что Франк всерьез подумывал о пиратском вторжении в телевизионный эфир. Ему это ничего не стоит, а любопытно ведь, как поведут себя жители крупнейших государств мира, обнаружив на телеэкранах вместо вечернего выпуска новостей изображение печального молодого человека, топчущегося под душем. Но Франк пока держал себя в руках. Не до жиру. «Нам бы день простоять да ночь продержаться, – весело думал он, – не спугнуть бы удачу, слишком уж славно все складывается!»

  130  
×
×