Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 1. А-К

– Не сходи с ума, – строго говорит «полномочный представитель». – Возьми себя в руки. Ничего особенного не случилось. Просто в тех местах, где пересекаются миры, реальность иногда выходит из-под контроля, и тогда предметы и люди начинают своевольничать, приоткрывать стороннему взору истинную свою природу… Впрочем, это обычно быстро заканчивается. Все уладится, не беспокойся. Просто не нужно пока покидать купе.

– А когда будет можно?

– Ну… довольно скоро, – он неопределенно машет рукой. – Я скажу, когда… А теперь, чем спрашивать о ерунде, задай-ка мне вопрос, которого я жду.

– Вопрос? Что за вопрос?

– Ну же!

62. Грааль

Грааль – это табуированная тайна, невидимая для недостойных, но и достойным являющаяся то так, то иначе, с той или иной мерой «прикровенности».

Видит бог, я понятия не имел, чего он от меня хочет. Ни проблеска догадки, ни единой версии не было у меня на сей счет. Немудрено: голова-то по-прежнему занята лишь проводником, поедающим мышь, а внимание сконцентрировано на дверном замке – прочен ли? Иные впечатления этой странной ночи смазались и казались теперь незначительными.

Уста тем не менее отверзлись, повинуясь не чьей-то чужой, а моей собственной воле, но не той «повседневной» разновидности воли, которая ежесекундно приводит в движение мышцы и манипулирует желаниями, а какой-то иной, куда более мощной силе, что проявляется редко и всегда неожиданно, будто совершенный сей инструмент мне не принадлежит, а лишь порой удается взять его взаймы на краткий срок; причем момент передачи и возврата собственности определяю не я сам, а некий непостижимый заимодавец.

– Вы сказали, будто реальность выходит из-под контроля в тех местах, где пересекаются миры, – смотрю испытующе на Карла Степановича: того ли он ждет, продолжать ли?

Визави мой доволен, как удав после визита в крольчатник, кивает ободряюще: дескать, продолжай.

Продолжаю.

– Это означает, что мы находимся именно в таком месте?

– Ага, означает, – отвечает с удовольствием. – Наконец-то!

– Что – «наконец-то»?

– Беседа наша принимает должное направление.

– Тогда расскажите мне о мирах, которые зачем-то пересекаются в этом дурацком вагоне. Что за миры-то?

– Скорее уж ты мог бы мне о них рассказать. Оба мира тебе знакомы. Один из них ты полагаешь «реальностью», когда бодрствуешь, другой же кажется тебе таковой во сне. Вернее, в некоторых снах. Не во всех, конечно же.

– Вы имеете в виду… город в горах?

– Ну а что еще? По крайней мере, не вечернюю трапезу нашего проводника, – он неожиданно подмигивает мне и заразительно смеется.

Я, впрочем, не готов пока присоединиться к веселью. Мне не до того: я делаю открытие за открытием.

Во-первых, вспоминаю вдруг, что город в горах действительно часто мне снился, он знаком мне с раннего детства; всякий раз, оказываясь там во сне, я знал, что попал домой. На меня тут же обрушивается множество щемящих подробностей: узкие тротуары; возносящиеся к небу переулки-лестницы; заманчивые цветные лоскуты бесчисленных вывесок; полосатые тенты над длинными уютными верандами, словно бы специально созданными для неспешного, ленивого бытия бессмертных; пахучая зелень живых изгородей; плетеные гамаки в садах, где так приятно коротать солнечные послеполуденные часы; сладкий ванильный дух из кондитерской на центральной площади; неспешный говор завсегдатаев кофейни с огромными окнами, прозрачными, но искажающими силуэты, как озерная вода; изящно изогнутый мостик через узкую горную речку, разделяющую город на две неравные части. И еще один мостик с гладкими деревянными перилами, и ароматный дым ритуальных охранительных костров на городской окраине, и хрустальный смех небес, отмеряющий дни вместо колокольного перезвона: его можно услышать дважды в день, перед наступлением темноты и на рассвете, и еще… И еще, и еще, и еще.

Теперь я понимаю, почему ощущал себя чужаком в собственной семье, а позже – в любой, самой теплой компании, почему, как черт от ладана, шарахался от женщин, стремящихся к постоянству, почему упорно называл самых близких друзей «приятелями» и не беспокоился о собственном будущем, сколь бы удручающим оно ни представлялось по здравому размышлению. Всю свою жизнь я словно бы просидел на чемоданах: все ждал, что вот-вот придет время вернуться домой. С ума сойти можно!

С ума сойти можно хотя бы потому, что (это уже во-вторых) снов о городе в горах я до сегодняшней ночи не помнил напрочь, да и когда увидел его за окном, не встрепенулся, хмелея от узнавания. Совершенно на меня не похоже: обычно я запоминаю все, что мне снится; в свое время я даже придумал способ ловить ускользающее сновидение. Для этого, проснувшись, надо осознать себя бодрствующим, но всего на краткий миг. Потом следует снова закрыть глаза и задремать, но не заснуть, а именно задремать, нащупать границу между сном и явью, и тогда – хлоп! – Макс хороший охотник, полузабытый уже сон занимает свое место в активной памяти, где-нибудь между подробным отчетом о вчерашней вечеринке и списком незавершенных дел. По крайней мере, вспомнить его теперь будет столь же просто, как любое другое недавнее событие.