Загадай желание

– Я так скучала! – пробормотала Олеся. – Мне надо сейчас бежать. Сейчас начнется посвящение в рыцари!

– Ты хоть понимаешь, как это смешно звучит! – рассмеялась Нонна и поцеловала Олесю в щечку. Она даже чуть было не спросила у нее, как там поживает Померанцев, но вовремя удержалась, Анна еще раньше предупредила, что ничего хорошего она не услышит. Померанцев писал книгу. В остальном – все как обычно, реки слез.

– Ты можешь не сдержаться, и вы снова поругаетесь. Давай вы не будете о нем говорить совсем! – попросила Анна Нонну. И они отправились к восточной сцене, где какие-то прекрасные девушки били в огромные барабаны. Вечер потихоньку опускался на поле с пляшущими людьми, и на третий раз Нонна не нашла в себе сил последовать за подругой. Свежий воздух, громкая музыка, умопомрачительный запах свежеиспеченного хлеба… Нонна присела на минуточку, а потом – Анна потерялась. Правда, никто ее особенно и не искал. Ванька потребовал, чтобы его сестру оставили в покое, раз уж ей вздумалось затеряться. И постоянно терялся сам. Олеська работала и немножко выпивала с коллегами, особенно с парочкой рыцарей, у которых под доспехами была запрятана большая бутылка коньяка. Женька вообще вдруг стала странной и неадекватной, постоянно куда-то исчезала. А когда возвращалась, то смотрела на всех бешеными, сияющими глазами, а губы ее были такими красными, что можно было подумать, что она целовалась без остановки. На вопросы же не отвечала. Анна как сквозь землю провалилась. И найти ее они не смогли до самого утра – никто.

– А вдруг с ней что-то случилось! – волновалась Нонна.

И надо отметить, что она, как это часто случалось, была совершенно права. Кое-что случилось, а именно – случилось то, чего Анна так хотела и так боялась, – она встретила того, рядом с кем ее сердце забилось с новой силой. Время остановилось, и все утратило смысл.

Ненормальные

Северная сцена была самой маленькой из четырех сцен, что, в общем-то, было символично – на севере все всегда меньше, даже растения. Помост сцены был развернут таким образом, чтобы звук не смешивался с потоками от других сцен, а шел в другую сторону, к небольшому озерцу. Людей на северной сцене было не так много, как на южной, где предполагалось, что будут выступать звезды. И куда, по слухам, собирался приехать даже старик Гребенщиков. К северной сцене вели две узкие тропинки, окруженные с двух сторон торговыми палатками – из-за них, собственно, Анна и попала туда, на северную сцену. Гомон торговцев привлек ее, и она мало-помалу втянулась в бурлящий поток людей, перетекающих от одной палатки с сувенирами к другой. Тут было все, от чего Анна не могла оторвать глаз. Мастера съехались со всей страны, чтобы показать плетеные браслеты, кожаные сумки, украшения из полудрагоценных камней и поделки из дерева и стекла. Некоторые были обычными, такими же точно, какие можно увидеть на Арбате или в торговых залах московских выставок. Но были и такие, над которыми Анна зависала подолгу и которые считала уникальными.

– Господи, как вы это делаете? – Она в изумлении подносила руку к фигуркам животных из цветного стекла, таким миниатюрным и таким подробным, что это сочетание казалось решительно невозможным.

– А как вы это делаете? – спрашивали торговцы, глядя на ее длинный расшитый сарафан. – Вы нимфа?

– Сегодня – да, – улыбалась она.

Разговоры и обмен опытом, смех, телефоны, записанные шариковой ручкой прямо на ладонях, и обещание обязательно потом позвонить, уже из реального мира. Для людей по ту сторону палатки эти выходные были не только и не столько отдыхом, сколько бизнесом. А бизнес есть бизнес, ничего личного. Позвоните нам или пишите на сайт.

Анна даже не прислушивалась к тому, что происходило на северной сцене. Кто-то отыграл, и стало тише, и Анну это только порадовало. Анна никогда не была особенно большой музыкальной фанаткой. Для нее музыка была и оставалась больше фоном, чем смыслом жизни, как для многих других. Она мирно бродила между палаток, наслаждаясь коротким перерывом, когда первые звуки незнакомых инструментов затруднили разговор. Играли сначала тихо и нетвердо – настраивались, а потом взялись за дело. Кто-то ударил по струнам банджо, запел рожок. Все громче и громче, да с криком, с гиканьем – музыка была не нашей. Скрипки, флейты, какие-то духовые, но без барабанов. Зато скрипок слышалось несколько. Сочный, густой женский голос полился поверх скрипичных переборов – пели на английском, кажется.