Все, что блестит

— Да, — признала Джессика хрипло, вспомнив выражение его лица, когда она сказала ему о ребёнке.

Мадам Константинос поглядывала сквозь стеклянные двери террасы, слегка улыбаясь.

— Значит, Нико сердит и расстроен, вот как? Позволь ему побыть одному сегодня вечером, дорогая. Он, скорее всего, не станет слушать тебя прямо сейчас, так что позволь ему некоторое время пострадать в одиночестве. Это очень небольшое наказание за мучения, которые он тебе доставил. Ты никогда не рассказывала, почему оказалась на берегу тем ранним утром, милая, и я не люблю расспрашивать, но я действительно представляю довольно точную картину того, что случилось той ночью. Да, заставь Нико поволноваться сегодня вечером.

Слезы хлынули из глаз Джессики.

— Это не только его ошибка, maman, — попыталась она вступиться за Николаса.

Она чувствовала себя так, словно умирает. Она любила его и всё же прогнала.

— Не мучайся, — посоветовала мадам Константинос безмятежно. — Ты не можешь сейчас мыслить ясно. Завтра всё будет лучше, вот увидишь.

Да, думала Джессика, глотая слёзы. Завтра она попытается возместить Николасу сторицей за свою прошлую холодность, и ей было страшно даже думать о том, что она будет делать, если он отвергнет её.

Глава 13

Утром Джессика поднялась, будучи бледна от собственных горестных раздумий. Она хотела только одного — положить конец ссоре между ней и Николасом, но не знала, как это сделать, если он просто не захочет уладить недоразумения между ними. Она мучилась от потребности увидеть его и всё объяснить, дотронуться до него. Больше, чем когда-либо, она хотела почувствовать прикосновение его рук и услышать его глубокий голос, шепчущий слова любви. Она любит его! Возможно, для этого не было никакой разумной причины, но разве это имело значение? Она знала с самого начала, что он единственный мужчина, который сможет разрушить ту стену, которую она возвела вокруг себя, и она устала бороться со своей любовью.

Джессика поспешно оделась, не обращая особого внимания на то, как выглядит, — просто расчесала волосы и оставила их распущенными. Когда она примчалась в гостиную и увидела, что мадам Константинос сидит на террасе, то поспешила через стеклянную дверь, чтобы поприветствовать её.

— Где Нико, maman? — спросила она дрожащим голосом.

— Он на яхте. Присядь, дитя, позавтракай со мной. София принесёт что-нибудь лёгкое. Ты сегодня с утра неважно себя чувствуешь?

Удивительно, но нет. Это единственное хорошее, что случилась с ней за утро.

— Но я должна увидеть Николаса как можно скорее, — старалась убедить Джессика.

— Всему свое время. Ты не можешь поговорить с ним сейчас, так что вполне успеешь позавтракать. Ты должна заботиться о ребёнке, дорогая.

Джессика неохотно села, и в ту же минуту появилась София с подносом. Улыбаясь, она поставила перед Джессикой лёгкий завтрак. На неуверенном греческом, который Джессика освоила за недели, что провела на острове, она поблагодарила Софию, и была вознаграждена одобрительным материнским похлопыванием.

Давясь, Джессика жевала булочку, пытаясь проглотить её через комок в горле. Вдалеке виднелся белый силуэт яхты. Николас был там, но с таким же успехом он мог находиться где-то за тысячу миль отсюда. Не было никакого способа добраться до него, если только один из рыбаков не возьмет её с собой, но для этого ей нужно дойти до деревни. Это была не такая уж длинная прогулка, и раньше она проделала бы её без долгих размышлений, но беременность ужасно подорвала её выносливость, и Джессика сомневалась, что сможет преодолеть такое расстояние при невыносимой жаре. Да и мадам Константинос сказала, что надо заботиться о драгоценной жизни в ней. Николас возненавидит её, если она сделает что-нибудь, что может навредить его ребёнку.

После того, как она съела достаточно, чтобы удовлетворить и свою свекровь, и Софию, Джессика отодвинула поднос, и мадам Константинос тихо спросила:

— Скажи мне, дорогая, ты любишь Нико?

«Зачем она спрашивает?» — с печальным удивлением подумала Джессика. Это должно было быть настолько очевидным — в каждом слове, которое она произнесла с тех пор, как Николас вчера в гневе выскочил из её спальни. Но мягкие синие глаза мадам Константинос были устремлены прямо на неё, и Джессика призналась напряжённым шепотом:

— Да! Но я все разрушила… и он никогда не простит меня за то, что я сказала ему! Если бы он любил меня, всё могло бы сложиться по-другому…