А я люблю военных…

Никакого оружия!

Кто смеет идти вооруженным рядом с “Божественными вратами”?

Поодаль цепи дворцовой стражи. Отлично вооружены буси: мечи, кинжалы, луки.

Стража? Нет, — дань традиции. Можно ли осквернить Микадо, потомка богов, насилием? Невероятное святотатство!

Невероятное!!!

Но… суета! Замешкались воины стражи.

Буси в прекрасных доспехах с мечами, одетыми в красный сафьян, разметал оцепление. Дерзость безумца — преимущество. Молнией метнулся он к колесницам.

Отстала погоня!

Полыхнул бликами клинок буси, атакующего Потомка Богов. Сверкнули мечи преследователей. Зазвенел в майском воздухе древний боевой клич Фудзивара!

Знатнейшие мужи Японии изготовились грудью, прикрытой одной парчой, заслонить Солнцеподобного Микадо. Не потребовалось. Тихо свистнула в майском воздухе стрела. Отчаянный смельчак наудачу решился пустить ее в сторону колесниц. И точно поразил цель. Стрела вошла в узкую щель меж пластинами брони и шлемом бегущего буси.

Споткнулся, рухнул безумец, не добежал до колесниц двадцати шагов, отлетел в сторону меч. Серебром сверкнула у основания рукояти эмблема рода Фудзивара.

Свита императора склонилась над сумасшедшим. Изумленные возгласы прокатились над головами достойнейших:

— Сумитомо Фудзивара!

— Сошел с ума…

— Неслыханно!

— Невероятно!

— Безумец навлек позор! Проклятие на великий род!

— Фудзивара развеют как пепел… Имущество конфискуют… Прежние, великие заслуги забудут…

— Безумец! Боги покарают его!

Люди из свиты отошли. Воины стражи поспешили к убитому, но…

На пыльной дороге, все еще хранящей след огромных колес императорских экипажей, лишь небольшая лужица крови. Ничего не осталось. Тело безумного воина исчезло.

Начальник дворцовой стражи яростно топал ногами:

— На кол голову святотатца! Тлеть ей перед великим святилищем!

* * *

Услышав мой рассказ, Владимир Владимирович долго в затылке чесал. Чесал, нервно поглядывая на часы. Чувствовалось, что сильно смущает его адрес Кольки-Андеграунда — жил он между двумя Арбатами. Само собой я о Кольке ни полслова, назвала лишь его двор.

— Как-то слишком близко к месту встречи, — задумчиво молвил Владимир Владимирович.

— Не уговаривайте меня, туда не пойду, — на всякий случай заявила я. — Еще грохнут в той дыре. Терпеть не могу эти старые дворы. Сплошные бомжатники в самой сердцевине Москвы.

Владимир Владимирович посмотрел на меня как на пустое место и принялся куда-то звонить. С удовольствием послушала бы его разговор, но он дал знак, и меня вывели.

Вывели, но очень скоро позвали опять. На этот раз на столе перед Владимиром Владимировичем лежали какие-то списки. Он сосредоточенно их изучал.

“Не удивлюсь, если есть там и список соседей Кольки-Андеграунда, — подумала я. — Наверняка и он в списке имеется, следовательно дело швах. Колька со своими гранатами засветился тысячу раз, следовательно голову на отсечение можно давать, что где надо его знают. И как теперь мне быть?”

Ответить на свой вопрос я не успела.

— В какую квартиру вы должны войти? — испытующе глядя мне прямо в глаза, спросил Владимир Владимирович.

Пришлось изображать усталость:

— Сколько можно повторять? Не назвал он квартиры. Даже подъезда не назвал. Сказал: встретимся через два часа во дворе — и убежал.

Владимир Владимирович, нервно поглядывая на часы, застучал пальцами по столу.

— Зачем встретитесь?

Я закатила глаза:

— О боже! Не объяснил! Сколько можно повторять? Если хотите, все с самого начала расскажу, только зачем? Сказала же, не пойду. Заставлять вы права не имеете. Этот связной в том дворе меня запросто может пришить, вы и глазом моргнуть не успеете. Уверена, только для этого и заманивает.

Владимир Владимирович опять дал знак, меня снова вывели.

Я сидела перед дверью его кабинета и с тоской смотрела на висящие в конце коридора часы — до встречи с Артемом оставалось пятьдесят минут.

Не погорячилась ли я, дав им на раздумье так мало времени? Не сорвется ли моя затея?

Признаться, я очень нервничала, да и было от чего.

Наконец Владимир Владимирович крикнул:

— Введите!

И меня ввели.

— Начинаем операция! — скомандовал он.

Я осела на стул и запаниковала. Запаниковала уже по-настоящему. Или нервы сдали, или иссяк мой оптимизм, — не знаю, только задрожала я мелкой дрожью и заикаться начала:

— Н-не п-пойду! Д-даже и н-не п-просите!