А я люблю военных…

Метрдотель, заметив мое намерение, обрадовался и с подъемом залепетал:

— Софья Адамовна, в любое другое время рады будем вас видеть, вы же знаете, Софья Адамовна, как мы к вам относимся, со всей душой, со всей душой, но в этот раз, Софья Адамовна…

И вот тут-то вошел он, мой объект! Во всем своем блеске и с ошеломительным букетом: белые розы в потрясающем количестве.

А я в растрепанном виде — в каком виде можно быть после драки с будущей женой бывшего мужа?

Сразу захотелось исчезнуть. Незаметно.

Я заволновалась: “Как тут выйдешь? Он же меня увидит. Просто стыд, на кого я похожа.”

В действительности на кого я похожа мне страшно хотелось знать, но до зеркала было далеко, и снова объект на этом пути — все время он становится между мной и зеркалом.

— Софья Адамовна, умоляю вас, — продолжал занудствовать метрдотель.

Я поспешила его успокоить:

— Хорошо-хорошо, только сразу не гоните меня. Немного здесь посижу, остыну, в порядок себя приведу и уйду.

Метрдотель мне поверил и, приступив к своим непосредственным обязанностям, покинул холл, я же осталась сидеть на диване, прячась за раскидистым фикусом.

Я рассчитывала, что объект прошествует в ресторан (наверняка у него рандеву с его курочкой), тогда-то незаметно и выскользну — уж очень не хотелось показываться в заплаканном и помятом виде.

Но все вышло иначе: объект мой как назло с букетом в руках застыл, прямо в холле, будто истукан стоит и жадно поглядывает то на часы, то на дверь, ведущую на улицу.

“Ага, — злорадно подумала я, — курочка-то наша запаздывает!”

Объект простоял довольно долго — я уже приуныла на своем диване; нервно ощипывая фикус, страдала неимоверно — не привыкла к бездействию.

Настоявшись вдоволь, объект достал из кармана мобильный и начал куда-то звонить. Судя по всему, он уже психовал. Продолжительный телефонный разговор не добавил ему настроения. В конце концов объект громко выругался, швырнул букет в мусорный бак и решительно проследовал в обеденный зал.

Я порхнула с дивана и подбежала к стеклянной двери, собираясь установить за каким объект приземлится столиком. Так, простое любопытство, но в рядах охраны оно посеяло панику. Рамбулье в два прыжка настиг меня и забасил:

— Софья Адамовна, пойдемте воздухом подышим.

— Сейчас подышим, — пообещала я, отмечая, что объект расположился у фонтана (место самое дорогое) за столиком, сервированным на две персоны.

Зал еще не был полон, но народ усердно подтягивался. Радовало хоть то, что метрдотель не обманул: свободных мест, похоже, действительно не предвиделось.

Вдруг вижу, по залу бежит Тамарка и прямиком ко мне. Выскочила в холл и как обычно, сразу в крик:

— Мама, ты невозможная! Зачем ты, глупая, сюда приперлась?

— Странный вопрос, а ты зачем?

— Ха! Я здесь, как и везде, очень даже к месту, но ты? Ты-то как могла так низко пасть? Мама! Я тебя совсем не узнаю! Где твоя гордость? Твоя легендарная гордость! Она что — уже миф?

— Тома, — отмахнулась я, — при чем тут гордость? Не до гордости уже мне, когда беда приключилась. Надо человека спасать! Спасать родного человека. Он же сирота, о нем же, кроме меня, позаботиться некому.

— Ты тоже сирота и позаботься лучше о себе.

Я активно начала ей возражать, но Тамарка меня не слушала. Озаренная мыслью, она приобрела решительный вид и тоном капрала заговорила:

— Значит так, Мама, не позорься, возьми себя в руки, мобилизуй гордость и бодрым шагом отправляйся мстить. Я тебе помогу. Здесь можешь не сомневаться и на меня рассчитывать.

Я разозлилась:

— Господи, Тома, в чем тут сомневаться, ведь с детства знаю тебя, но не хочу я мстить, это всегда успеется. Сейчас же хочу мужа обратно забрать, тогда и мстить не придется.

— Нет, Мама, всегда лучше отомстить, поверь моему опыту. И потом, ведь есть же женская гордость, элементарная женская гордость. Как можешь ты забывать о ней?

— Да при чем здесь гордость, — взорвалась я, — когда родной человек гибнет?

В Тамарке обнаружилось столько непонимания, что пришлось к аллегории прибегнуть.

— Ну, Тома, только вообрази: твой Даня угодил в болото. Будешь ты его вытаскивать или нет?

Похоже, мысль Тамарке понравилась.

— Мой Даня? В болото? — с игривой задумчивостью спросила она.

На лице ее блуждала мечтательная улыбка.

— Да, твой Даня! — свирепея, рявкнула я. — В болото! Которое засасывает, пиявки впиваются в тело, слепни жалят лицо, жижа заполняет рот, и змея, роскошная гремучая змея ползет к нему, поигрывая жалом, ползет и вот-вот нанесет твоему Дане смертельный удар!