А я люблю военных…

Впрочем, я тут же решила, что сомнения мои связаны исключительно с похмельным состоянием, способным вселить неуверенность даже в самого черта, а потому заявила:

— Не подумайте, что я алкоголичка, но стаканчик хорошего винца вернул бы меня к жизни, после чего наша беседа приобрела бы смысл. Только боже вас упаси сделать вывод, что я склонна. Повторяю: я не алкоголичка.

— Никак нет, — ответил полковник, доставая из стола заранее приготовленный, стоящий на блюдечке стакан, рискованно наполненный до самых краев, — ни в коем случае я так не думаю, потому что точно знаю: вы равнодушны к спиртному.

Его заявление меня ошеломило.

— Вы точно знаете, что я равнодушна к спиртному? — переспросила я.

Он кивнул:

— Точно.

— А вот я, видимо, об этом знаю не всегда, иначе не пила бы вчера так много, — со вздохом ответила я и залпом осушила стакан. — Или ваши сведения устарели, — добавила я, вытирая губы. — С тех пор успела пристраститься. Вот что вам скажу: еще пару таких новоселий, и я конченный алкоголик.

Пока я разглагольствовала, вино делало свое дело: пропитывало меня уже столь необходимым моему организму теплом, пропитывало, пропитывало и пропитало. Вино было так себе: не “Беерауслезе” и не ”Айсвайн”, но на душе сразу как-то порозовело; тут же вспомнилось, что я уже несколько дней как женщина одинокая. И полковник уже не казался таким противным.

“Да он милашка, — подумала я, — настоящий милашка. Ишь какие у него синенькие глазки. Ангел! Чистый ангел! Жаль, теперь будут у него неприятности. И жаль, что я ничем не смогу ему помочь.”

Полковник заметил, что я воспряла и приступил к допросу.

— Софья Адамовна, — сказал он, почему-то кивая на пустой стакан, — зачем вы это сделали?

Я опешила:

— Как — зачем? Чтобы почувствовать себя человеком!

Полковник не стал скрывать своего изумления и воскликнул:

— Да неужели нет для этого других способов? Особенно для такой милой и красивой дамы как вы, умной и народом любимой.

Должна сказать, что он смотрел на меня ласково, как на покойника.

— Есть и другие способы, — ответила я, настраиваясь на приятную беседу, — но выбрала этот, как самый оптимальный и доступный.

Полковник еще больше изумился:

— Вы считаете этот способ самым доступным?

Я поймала себя на мысли, что мне приятно его изумлять, с этим чувством и дала ответ.

— В данный период моей странной жизни — да, — ответила я, и полковник схватился за голову.

— Бедная женщина! — завопил он. — Вы так запросто мне в этом признаетесь?

— А почему бы и нет? Что в этом такого? Я не совершила ничего исключительного, ничего такого, чего не сумел бы любой.

— Вы полагаете, любой решился бы на такой безрассудный поступок? — окончательно изумился полковник.

— Да что же здесь безрассудного? — начала уже изумляться и я. — Всего лишь стакан вина для поправки здоровья. Боюсь, все безрассудное я совершила вчера.

Когда бы не так, так и говорить было бы не о чем.

Бедный полковник так странно себя повел, что я струхнула. Кто его знает, работа у него тяжелая, не у каждого нервы выдержат, неровен час тронется умом, если еще не тронулся. Боюсь, трогается прямо на моих глазах.

Примерно то же, вероятно, он подумал и обо мне. Подумал и спросил:

— Софья Адамовна, официальной информации об этом нет, но скажите прямо: вы никогда не обращались к психиатру?

— Да с чего бы это? — рассердилась я. — Что навело вас на такую дикую мысль?

— Да ваши странные рассуждения. Какое отношение имеет стакан вина к покушению на президента?

— Абсолютно никакого, — заверила я.

— А что же безрассудное вы совершили вчера?

— Напилась вдрабадан, — с необъяснимым оптимизмом сообщила я.

— И все? — опешил он.

— А вам этого мало?

Полковник без всякой видимой причины вдруг вышел из себя, покраснел, хлопнул по столу кулаком, да как закричит:

— Так что же вы мне голову морочите?!

“Сейчас начнут бить!” — подумала я.

Глава 3

“Сейчас начнут бить!” — подумала я.

Мое хорошее настроение как ветром сдуло.

— Если вам голову и морочу, то не по своей воле! — зарыдала я и, заливаясь слезами, напомнила: — До сих пор под столом лежала бы.

Увидев мои слезы, он смягчился и почти ласково сказал:

— Софья Адамовна, прошу вас успокоиться и сосредоточенно отвечать на мои вопросы.

— Будто не этим занималась до тех пор, пока вы не начали на меня кричать, — ответила я и подумала: “А ласка его преступна и необъяснима. Он же на службе у президента, на которого покушалась якобы я, террористка.”