А я люблю военных…

Раз жене так сходу не изменяет, значит хороший, сомнений нет и не может быть.

“Ладно, — решила я, — хватит его совращать. Пускай уже идет, скажет чего от меня хочет.”

Только подумала так, как он переговоры закончил, на кухню вернулся и торжественно заявил:

— Соня, уполномочен важную вещь сообщить, вещь, которая перевернет всю твою семейную жизнь заново.

Он подозрительно сильно нервничал.

Я была потрясена: “Неужели жениться на мне ФСБ разрешила?! Бог мой! Что же за это теперь попросят?! Что делать заставят?!”

— Говори, — изрядно струхнув, прошептала я.

И он сказал:

— Твой муж тебе не изменял, а женитьба на подруге — это спектакль.

Глава 40

Сложные чувства породило во мне сообщение Смелова. Перед глазами промелькнули события не столь далекие, и все они говорили о моей глупости, а не о моем хваленом уме.

— Ну-у, — сказала я, — изменял мне муж или не изменял, этого знать вы не можете, как не можете знать, чем закончится этот ваш дурацкий спектакль. Вряд ли мы с Женькой помиримся.

— Все поставлено на службу Родине, — с пафосом успокоил Смелов.

Я развела руками:

— Что здесь могу сказать? Родина есть Родина, раз надо, послужу, хотя, убейте меня, кому служу — не понимаю. Общество — штука сложная. Известно одно: любое стадо ищет козлов отпущения. Мне сильно не повезло, раз я и есть та самая коза, которая на роль жертвы выбрана.

Смелов со мной решительно не согласился.

— Ты сама, Софья, выбралась на эту роль, — возразил он с осуждением. — Влезла и чуть не погубила важнейшую операцию.

Мне стало смешно.

— Ха, важнейшая операция! Болванками по президенту палить! Да полковник Смирнов просто герой! — с фальшивым восхищением воскликнула я. — Всем героям герой, так подставить мою Любу, настоящую героиню, героиню мать!

Уж не знаю почему, но сильно обиделся за друга Смелов, обиделся, разволновался и закричал:

— Да Петька же не просто болванкой стрелял! Он самую неприятную часть операции взял на себя. Без псевдопокушения нам не удалось бы поймать главнейшего заговорщика, аналитика ВАГа, известного тебе под личиной Харакири. Вся эта заварушка понадобилась для раскрытия заговора, чтобы заставить Харакири выползти из его норы и отправиться других ваговцев искать, которых он потерял вместе с дискетой.

Речь его меня не впечатлила, напротив, даже вдохновила на новые возражения.

— Вот и стрелял бы твой Петька из своего окна, раз умный такой, — заявила я. — А главного заговорщика вам не удалось бы поймать не без него, а без меня.

Ведь я вас вывела на Харакири.

Говоря все это, я удивлялась и думала: “Этот Смелов совсем обнаглел. Столько я для его ФСБ сделала, а он имеет хамство еще и подсмеиваться.”

Он действительно смотрел со снисходительной усмешкой.

— Соня, — сказал он, — ты как дитя. Да за этим Харакири мы давно уже следили, не знали только, что так важна в заговоре его роль. Через него мы хотели на самых главных ваговцев выйти, и Андеграунда к нему для этого приставили.

— Чтобы наторелый Андеграунд учил Харакири, этого милого перезрелого бойскаута, водку жрать и девок портить? — съязвила я.

Смелов горестно покачал головой, мол как с дураками сложно.

— Нет, — устало молвил он, — Андеграунд должен был в такое доверие войти, чтобы загнанный в угол Харакири решился-таки положиться на него, а уж создать ситуацию, когда ему больше не на кого положиться, мы постарались.

Я зашла в тупик, редко со мной бывает такое, но все же зашла, потому и спросила:

— Какова же моя здесь роль?

Смелов усмехнулся, на этот раз по-доброму, без всякого снисхождения.

— Да мы тебе вообще никакой роли не определяли. Если бы ты чуть больше выпила у Любы на новоселье и раньше времени не пришла в себя, то и вовсе не было бы у тебя никаких проблем. Ты же оказалась крепче, чем остальные, да еще и на героизм потянуло, — он махнул рукой и спросил: — Ну сама посуди, зачем нам лишний свидетель? Да еще с таким языком.

Как тут не возмутиться? Впрочем, возмущаться не стала я, а лишь подумала: “Что он имеет ввиду? Что с моим языком? Если дело секретов Родины касается, у меня не язык, а кремень!”

И тут же вспомнила ряд фактов из своей биографии.

“Да-а, кремень, — пригорюнилась я, — но лишь в том смысле, что сносу нет ему в болтовне, в разговорах. Как бы повела я себя, отпусти меня с миром полковник?

Да раззвонила бы всему свету мельчайшие детали покушения, бог знает что несла бы, но только не тот план, который ФСБ запланировала. Как тут в каталажку не упрятать меня до завершения операции? Сама бы себя упрятала, будь на месте полковника.”