Секреты и сокровища

— О, перец наш заблеял, — говорят мальчишки во дворе, глядя на опасно раскачивающуюся фигуру.

Ксения Букша

Вышка и мост

служебный роман

1

Хабанеру Хагаеву опять разбудило что-то зверское. Может, это вертолет с бензопилой аккуратно срезал верхушки тополей во дворе. Или это трактор со скрежетом палил по окнам соседей. Каждое утро что-то зверское будит Хабанеру, а выглянешь на улицу — тишь, гладь да Божья благодать.

Хабанера Хагаева (загар, черные блестящие волосы, острые каблучки, сережки, как капли золотого масла) подходит по асфальтовому полю к Кибербанку, где она работает начальником дилингового отдела: валюты и индексы. Местность производственная. Шумят старые пыльные тополя. Широкий проспект выводит вверх, на мост через Неву, а слева от моста, окруженная снизу кустами, упирается в небо серая вышка телебашни.

Кибербанк — большое кирпичное здание, похожее на завод. В проходной скрипит ржавая вертушка. Чугунные ворота отбрасывают холодную тяжелую тень на каменные плиты. Внутренний двор утоптан, как деревенская улица перед райпо в разгаре июля, однако посередине двора растут клочки сухой травы, а по периметру — высокие тополя макушкой в небо, сухие и перекрученные. По стенам висят гроздья проводов, намотанных на гнутые железки.

2

Хабанера Хагаева садится за компьютер боком к окну. В окно ей видно Неву и набережную, стоянку и бизнес-центр, заводы и церкви, крыши и тучи, вышку и мост. В углу, противоположном окну, на кронштейне подвешен телевизор. Экран поделен на четыре части. Преобладающие цвета: красный, зеленый, рыжий и черный. Алан Гринспен. Долларов за баррель. Минутки банка Англии. Вечером будет гроза.

Кроме Хабанеры, в комнате еще девять человек, три стажёра и Дашка переводчица. Всего их, стало быть, четырнадцать. Кроме Дашки переводчицы, все торгуют валютами и индексами.

А Дашка переводчица переводит деньги.

Дашка переводчица достала Хабанеру так, что дальше просто некуда. Она знает пять языков, однако финансовых терминов не признает вообще, а к слову «захеджировать» относится столь же подозрительно, как бородатый боярин петровских времен — к слову «бейдевинд». В первый же день она возникла у Хабанеры за спиной:

— Скажите, как будет по-русски «zero-coupon bonds»?

— Так и будет, — сказала Хабанера. — Бонды с зеро-купоном.

Прилизанная туповатая Дашка с густой челкой и розовыми щечками, Дашка, которой уже восемнадцать, но которая выглядит на пять лет моложе.

— Хабанера! — торжественно. — Принтер… он не работает.

Хабанера злится. Знаем, мы, зачем тебе принтер. И вообще, зачем ты тут сидишь. Знаем-знаем. Каждый месяц получать в бухгалтерии двести долларов. И бесплатный интернет с сайтом ордена францисканцев. И принтер, который сейчас будет распечатывать твои «творения».

Идиотка. Приходит раньше всех, бродит по кабинету, как броуновская молекула, и распевает свои францисканские гимны:

— Ангелы в ночи святой — все лику-у-ют пред тобой. Пастухи и ка-а-ра-ли, ка-ам-ни, звери и цветы, ка-ам-ни, звери и цветы…

Из принтера лезут во все стороны теплые листки. Хабанера берет один сверху. Кажется, Дашка попалась.

— Примас Потоцкий, — издевательским голосом читает Хабанера. — Роман из жизни средневековой Польши!..

Дашка, вся красная, плюхается на свое место и незаметно начинает опять стучать по клавишам. Как дождик, сначала редко и задумчиво, а потом часто-часто, а потом единым слитным потоком.

3

Стажёры препираются:

— Сколько времени?

— Сейчас четыре утра по Гринвичу.

— Нет, шесть.

— А почему у меня в программе восемь, а на компьютере — десять пятнадцать?

— Потому что у нас на компьютерах часы спешат на пятнадцать минут, а время внутри программы вообще непонятно какое.

— То есть, новости будут через два часа?

— Почему через два?

— В двенадцать тридцать?

— Да нет!! Не в двенадцать, а в шестнадцать тридцать!!!

— По Нью-Йорку?..

Дашка переводчица, в желто-белых кружевах. От нее пахнет свежим имбирем. Дашка переводчица светится изнутри. Со съехавшими бретельками, потряхивая легким пухом, который растет у нее на голове, это существо останавливается у компьютера Хабанеры, и блаженно бормочет:

— Совокупились… совокуплялись… Разве так можно?