27  

– О, Энрике! – оживился мой собеседник и замахал приятелю рукой, подзывая. – Мой друг.

Это он пояснил уже мне.

Пожилой мужчина, выглядевший несколько моложе моего собеседника, подошел к нам и, нагнувшись к девочке, велел той поприветствовать сеньора Давида и молодую сеньору поцелуем. Девчушка со всех ног бросилась вначале к пожилому сеньору, оставила на его морщинистой смуглой щеке звонкий поцелуй, а затем без всякого стеснения поцеловала и меня – незнакомую, в общем-то, тетку. Пока я пыталась наладить легкий словесный контакт с маленькой испаночкой, сеньор Давид рассказывал приятелю все то, что услышал от меня. Потом сеньор Энрике принялся рассказывать свои новости, и оба старичка, увлеченные разговором, казалось, напрочь забыли и обо мне, и о девчушке, которая, по-детски быстро потеряв ко мне интерес, увлеклась разглядыванием небольшой стайки голубей, воркующих неподалеку от нас в ожидании хлебных крошек. Я же лихорадочно соображала, как потактичней прервать увлеченную беседу двух приятелей и удалиться. Почему-то казалось невежливым встревать в беседу, но, похоже, у старичков был недельный запас местных сплетен, и они не собирались прерываться, пока не обсудят все – от жизни соседей до политики. И только я приняла решение тихо и незаметно удалиться, как в моем кармане зазвонил телефон. Дедули тут же, как по команде, повернулись ко мне. Звонил муж.

– Ты где, Даша? – по-русски, с явно слышимым в голосе волнением спросил он. – Роза сказаль, что ты куда-то пошель. И тебя нет дома много времени.

– Я в парке, – кратко и по-русски ответила я ему, поскольку старички не скрывали своего любопытства к моему разговору. – И сейчас уже иду домой.

– Все хорошо, Даш-ша?

– Да! Конечно. Не волнуйся, Антонио, я иду домой.

– Хорошо. Я не могу много говорить, – торопливо проговорил он. – Поцелуй тебе, кариньо.

Мы попрощались, и я, убрав телефон в карман, повернулась к дедушкам:

– Мой муж. Я должна идти домой.

Старички понимающе закивали. Сеньор Энрике, заметив, что его внучка с визгом носится за голубями, отправился ее догонять.

– До свидания, Дача, – попрощался со мной сеньор Давид. И когда я уже развернулась, чтобы идти, сказал мне одну фразу, которую я поняла как «Верю, что твоя судьба будет другой, чем у той женщины». Впрочем, может быть, я и ошиблась.

Мой рассказ о знакомстве в парке и нашем разговоре с сеньором Давидом неожиданно вызвал у Антонио сильное недовольство. Тогда как я ожидала от него совершенно другой реакции – похвалы за мои маленькие достижения.

– Ты не должен уходить далеко, Даш-ша. Одна, ты можешь теряться! Я волнуюсь, Роза – тоже! Мы не знаем, где ты!

Он, сердито выговаривая мне, будто я совершила нечто недозволенное, мерил нервными широкими шагами маленькое пространство моей комнаты.

– Извини, – пробубнила я и потупилась.

– «Извини», – передразнил меня Антонио и метнул на меня раздраженный взгляд. – Ты говоришь с незнакомым сеньор. Ты не знаешь, плохой он или хороший! Ты не должен слушать, что говорит тебе этот старый сеньор!

– Почему? – наивно спросила я, и в самом деле не понимая, что плохого совершила. Всего лишь побеседовала с пожилым сеньором. Только это! И ничего, совершенно ничего запрещенного, недозволенного, дурного он мне не рассказал! Наоборот, больше слушал меня. Это я и попыталась объяснить сейчас Антонио. Муж тяжело вздохнул и сел рядом со мной на диван:

– Кариньо, люди здесь любят говорить много. Как попугаи, понимаешь? Ты рассказаль сеньору история, завтра эта история знает вся деревня.

– Я не рассказала ничего секретного! – возмутилась я. – Только то, что жила раньше в России и приехала сюда к мужу. Это плохо?!

Антонио собрался что-то мне сказать, но оборвал себя и вместо этого вновь тяжело вздохнул.

– Почему ты злишься, Антонио? Объясни мне, почему ты так разозлился?

– Разозлилься, разозлилься? Что это, Даша?

– Энфа€дас.

– Но! Но! Я не… как ты сказаль, ра-зо-злись, да? Кариньо, я беспокойся за тебя. Ты будешь осторожен, да? В другой раз. Я хочу только это. Ты долзен быть осторожный.

– Хорошо. Я буду осторожной, – четко, словно мантру, произнесла я. – Осторожной, осторожной и еще раз осторожной.

Хмурое выражение исчезло с лица Антонио, он привлек меня к себе и поцеловал в висок.

  27  
×
×