Яблоневый сад для Белоснежки

И только когда я уже почти пришла, мне удалось переключить мысли на другую тему, более оптимистичную и радостную. Я ожидала прихода Любови Федоровны, по которой за время болезни успела изрядно соскучиться. Мне не терпелось показать ей выполненные упражнения и похвалиться тем, что вчера и сегодня я вполне успешно попрактиковалась в языке с местными. Думая о том, что мои успехи доставят ей радость, я с улыбкой на лице открыла дверь и вошла в прихожую.

– Роза, ты здесь? – крикнула я на испанском, подозревая, что домработница все же опередила меня. Но ответа не получила. Вместо этого откуда-то сверху раздался короткий, резко оборванный мелодичный звон, будто кто-то открыл музыкальную шкатулку и тут же, не дав ей разыграться, захлопнул. В этот момент я как раз занесла ногу над первой ступенькой лестницы, но так и замерла с поднятой на весу ногой. Внутри будто кто-то толкнул маятничек моего сердца, до этого отсчитывающий ровный ритм, и он вдруг заходил туда-сюда с удвоенной амплитудой. Господи… «Возьми себя в руки», – приказала я себе и на цыпочках двинулась вверх по лестнице. Но не успела пройти и нескольких ступеней, как меня вновь остановила механическая музыка, на этот раз полившаяся ровно, без запинок, уверенно. Знакомая мне по бессонным ночам мелодия, на этот раз она звучала гораздо громче и ближе. Я вцепилась обеими руками в перила, чувствуя, что мое сердце-маятничек заходило с такой частотой, что вот-вот сорвется, сломается, разобьется. Стиснутая в ледяных объятиях ужаса, я не могла сделать ни шагу – ни назад, чтобы выскочить из этого ужасного дома на улицу, ни вперед, чтобы узнать источник музыки. Не знаю, сколько бы я еще так простояла на лестнице, парализованная страхом, вызванным невинной на первый взгляд мелодией, но в этот момент, словно для того, чтоб уж окончательно меня добить, послышался неторопливый цокот каблуков, будто кто-то осторожно и медленно спускался по лестнице мне навстречу. При этом мелодия стала звучать громче, она плыла ко мне. И когда передо мной на ступени в тусклом свете освещающих лестницу и днем рожков упала блеклая тень, я заорала так громко, как никогда в жизни еще не орала.

И в ответ, синхронно с моим, раздался другой, не менее испуганный женский крик, сопровождающийся грохотом упавшего тяжелого предмета и звоном запрыгавших вниз по ступенькам каких-то шестереночек, колесиков и дисков.

– Сеньор-ра! – женский визг оборвался сердитым окриком, который привел меня в чувство, подобно хорошей пощечине. Замолчав, я подняла глаза и увидела стоявшую несколькими ступенями выше Розу с грозно сдвинутыми бровями и поджатыми губами. Не дав мне опомниться, домработница что-то закричала, сопровождая свою гневную речь активной жестикуляцией. Распаляясь, она голосила все громче и громче, тогда как я, не понимающая из ее быстрой, как стрельба пулемета, речи ни слова, запоздала со своим вступлением и какое-то время слушала женщину молча, растерянно хлопая глазами и непонимающе переводя взгляд со все еще катившихся по ступеням с жалобным звоном шестеренок на какие-то деревянные дощечки, которые домработница без излишних церемоний пнула к моим ногам.

– Роза, что это?!

Я наклонилась, подняла одну из дощечек и какую-то детальку. Пусть и с опозданием, но стала вырисовываться более-менее понятная для меня картина. Роза разбила эту шкатулку… нет, пожалуй, не шкатулку, а часы, напуганная моим неожиданным криком. И теперь вешает вину за угробленные часы на меня. Черта с два! По вине этих часиков я плохо спала несколько ночей, минуту назад чуть не получила разрыв сердца от страха, услышав вновь их музыку, на этот раз в контексте слухов о «проклятости дома». Не знаю, видимо, от пережитого страха, мои мысли засуетились в сумасшедшей панике и выстроились в нелепую комбинацию, что это именно Роза с каким-то злодейским умыслом специально заводила где-то спрятанные часы, чтобы они своей музыкой будили меня по ночам.

– Роза, где ты взяла эти часы?! – закричала я в ответ в попытке перекричать разбушевавшуюся домработницу. Удивительно, она оборвала себя на полуслове и замолчала, вытаращив на меня и без того большие и выпуклые глаза. Пауза затянулась, и я, потеряв терпение, сорвалась на истеричный визг:

– Зачем ты это делала?! Зачем?! Говори, дура!

Конечно, русский, на который я невольно перешла, ей понятен не был, но интонации она прочитала безошибочно и, подбоченясь, вновь ринулась в словесную атаку. Я не отставала, выплескивая на домработницу все свои пережитые страхи, где-то в глубине души, однако, понимая, что женщина совершенно не виновна в моих страхах и просто по стечению обстоятельств попалась мне, что называется, под руку. Так же как и я – ей. Мы, просто воспользовавшись таким поводом, как разбитые часы, выплескивали друг на друга сдерживаемые ранее эмоции. Роза, невзлюбившая меня с самого начала, не могла открыто заявить о своей неприязни ко мне, сейчас ухватилась за возможность вылить на меня ушат словесных помоев, а я, тоже крича в ее адрес отнюдь не нежные слова, избавлялась от пережитого страха.