Яблоневый сад для Белоснежки

Я набрала полную ванну горячей воды, выпустила туда чуть ли не половину флакона геля и с наслаждением погрузилась в душистую пену. На душе было так спокойно и умиротворенно, будто вовсе и не было недавней размолвки с мужем. Мои страхи словно смылись этой ароматной пеной, а душа очистилась от тревог. Вместо этого навалилась такая умиротворенная и приятная усталость, какая бывает после долгой лыжной прогулки по заснеженному лесу. Мои веки сомкнулись как-то сами собой, и, кажется, я погрузилась в легкую дрему, опасную тем, что могла бы заснуть и захлебнуться в воде.

«Не спи!» – неожиданно кто-то произнес по-русски очень отчетливо. Я очнулась от этого голоса, будто от сильного толчка в бок, и заморгала, не понимая, как умудрилась чуть не уснуть и кто все же меня «разбудил». Но никого в ванной, естественно, не было, и я решила, будто сама себе отдала такой приказ не спать, вслух или мысленно – уже неважно. С трудом поднявшись, потому что ватная усталость сковывала движения, я вытащила пробку, выпуская остывшую воду, и включила прохладный душ, чтобы взбодриться. Но усталость не отпускала меня, только теперь ее поначалу мягкие и приятные объятия показались тисками, я слабела в них, мне стало трудней дышать. Испугавшись, я торопливо ополоснулась водой, почти не чувствуя того, что она уже не приятно-прохладная, а холодная. Моя кожа будто потеряла чувствительность. Кое-как выбравшись из ванны, я вытерлась, завязала мокрые волосы полотенцем и подошла к зеркалу, чтобы взять с полки крем. Дотянувшись до баночки, я другой рукой легонько потерла запотевшую поверхность зеркала, когда мое лицо в зеркале стало более или менее четким, я так и замерла с открытой банкой в одной руке, разглядывая свое отражение. Что-то было не так. На первый взгляд вроде все в порядке – мой нос, мои губы, родинка на левой щеке, волосы, завязанные розовым полотенцем. Но вот что-то все же было не то, другое, чужеродное, не мое.

Глаза. У отражения в зеркале – не мои глаза. Один глаз был голубой, как у меня, но другой – светло-карий. Как у кошки, которую я видела здесь пару раз.

– Что… Кто… – только и смогла пробормотать я, опираясь на раковину. Вытянув руку, я коснулась пальцами зеркальной поверхности, оказавшейся вдруг пронзительно-холодной, и принялась с какой-то истеричной одержимостью протирать зеркало от остатков пара. Моя шея, мои острые ключицы, обнаженная грудь – тоже моя. Глаза – не мои. И в них не было испуга и паники, которые должны были бы сейчас отражать моиглаза. Я из зеркала смотрела на себя спокойно, будто это не я, а кто-то другой наблюдал за мной сейчас по ту сторонустекла.

– Ай! – вскрикнула я, обрезав палец о край зеркала. Сунула палец в рот, и мое изображение сделало то же самое, а с того края, о который я порезалась, по гладкой зеркальной поверхности поползла вниз капелька крови. Странно, она растеклась на несколько капель, которые, оставляя зигзагообразные подтеки, заструились по стеклу, создавая ощущение, будто кровоточит мое лицо, а зеркало лишь отражает его. Кровавые ручейки затекали мне на шею, растекались по ключицам. И я, уставившись на свое изуродованное жуткими подтеками отражение, не смела отвести от него взгляд, потому что боялась увидеть кровь на своей коже. Эти кровавые ручейки сливались в одно большое кровавое пятно, в котором тонуло мое изображение. И казалось, в этой крови тону, захлебываюсь я. «Беги отсюда, беги! Беги от него!» – вновь послышался мне голос. Чужойголос, не мой, хоть слова и были на русском.

– Не-ет! – закричала я и замахнулась, чтобы разбить окровавленное зеркало. Но вместо него на осколки разбилось мое сознание.

X

Я очнулась не мгновенно. В себя я приходила постепенно. Словно по очереди вступали в игру музыкальные инструменты, внедрялись посторонние звуки: какое-то бумажное шуршание, осторожные шаги, будто ходили на цыпочках, приглушенный до шепота разговор, звук задвигаемой шторы, скрип приоткрывающейся двери. И последним в мое сознание, окончательно разбудив его, вклинился голос мужа:

– Кариньо, зачем ты это сделала? Зачем?

Я открыла глаза и увидела нависшего надо мной Антонио. Его красивое лицо искажала гримаса страха, тревоги, удивления.

– Что – сделала? – шепотом спросила я, осматриваясь. Нахожусь в спальне, в кровати. В комнате, помимо мужа, присутствует уже известный мне доктор Хавьер.