Мороженое для горячей штучки

– И прикинуться твоим мужем? Я, как психотерапевт, не очень люблю обманывать. Да потом, твоя фраза, что ты знаешь только меня, «как это ни печально»… наводит на определенные раздумья, – сказал он.

– Не надо никем прикидываться! Просто мой хороший знакомый! – ответила Сима. – Извини, если что не так сказала…

– Хорошо, но про мою специальность там не стоит распространяться. А то будет звучать не очень. Здравствуйте, заглянула к вам на огонек. Я и мой знакомый психотерапевт. Если еще учесть, что знакомство – оно же спасение – с потомком русской аристократии состоялось в психушке, то это наведет на кое-какие мысли сотрудников посольства, – засмеялся Герман.

– Чего шумите? Ночь на дворе! – появился в зимнем саду на этот раз мужчина в белом халате и с серьезным взглядом. – Что за посиделки? Кто пустил, кто разрешил?

– Ого, – прошептала Серафима на ухо Герману, – боюсь, наше ночное приключение закончилось. Всю больницу тебе не ввести в состояние транса.

– Я ухожу, – встал Герман, – телефон мой знаешь. Скинь СМС, куда и во сколько я должен прибыть. Желательно, чтобы я заехал за тобой. И учти, на эти мероприятия надо приходить в вечернем платье. – Герман поцеловал ей руку и вышел из зимнего сада, поставив своим последним замечанием Серафиму в окончательный тупик.

У нее отродясь не было вечернего платья. А ему пришлось оставить автомобиль на стоянке и ехать на такси из-за «Вдовы Клико»…

Глава 9

Для Серафимы наступил «час пик» или «час икс». Сегодня она шла на фуршет, такой для нее важный и волнительный. Собирали ее всей библиотекой, так как сотрудники были все очень отзывчивые и хорошо относились к самой Симе. Поэтому ее вопль, что ей нечего надеть на такое торжественное мероприятие, все восприняли как собственную беду. Чего только ей не принесли престарелые дамы, они перевернули антресоли и открыли старые сундуки с присыпанными нафталином вещами.

– Вот платьице! Смотри, какое! Чудо! – рекламировала Серафиме платье Мила Львовна. – Это платье еще моей бабушки, а мне оно перешло от мамы! Это настоящее платье! Вот раньше делали! Это же панбархат! Кружево! Да это платье в музей сдавать надо! Семейная реликвия! Ручная работа, и смотри, как сохранилось-то…

Она так расхваливала свое платье, трепетно хранившееся в каком-то холщевом мешочке, что отказать ей Серафима никак не могла, она бы очень обиделась. То же самое произошло и с обувью, которая обязана была быть особенной под такое королевское платье, и с сумочкой, которых Симе предоставили на выбор, и с украшениями. Хорошо, что ей не предложили еще шляпку-таблетку с вуалью и такую сумку, как у старухи Шапокляк.

Все вокруг суетились и давали напутствия по этикету. И вот настал день… Серафима надела на себя это черное платье, на которое даже дышать было страшно: Серафиме казалось, что оно просто развалится на нитки, так как по ощущениям ткань уже труха трухой… Платье в пол с глухим воротом и длинными рукавами. Фасон был крайне старомодный. Такая Софья Ковалевская на пенсии. Корсет, утягивающий любую талию в осиную и обшитый какими-то бусинами, часть были уже оторваны. Но это не бросалось в глаза, потому что их оказалось очень много, и они все были в тон ткани, то есть черные, да и не удивился бы никто, что от него уже что-то отваливается. Юбка состояла из разных материалов – панбархата, снизу приподнятого черным шелком с воланами, и отороченная кружевом ручной работы, шедшим от талии до середины колен. Воротник-стойка, обшитый атласной тесьмой и мелкими жемчужинами. А вот рукавов таких Серафима вообще никогда не видела. Пышный фонарик, переходящий в узкий рукав с воланом из кружев, закрывающим пол-ладони.

На спине платье утягивалось шнуровкой, поэтому вариации по размеру от сорок четвертого до сорок восьмого имели место быть. Но все равно сидело оно на ней крайне нелепо, словно специально подчеркивая все ее недостатки и уничтожая достоинства. К этому платью прилагалась черная, потертая шляпка-таблетка с вуалью с какими-то черными горошинками, словно в сетке запутались дохлые мухи. Да, шляпка, которую так боялась Серафима, все-таки прилагалась! Туфли с острыми носами, лаковые и твердые, ужасно неудобные, с квадратными антикварными пряжками, и квадратный клатч. То есть образ Шапокляк все-таки сложился. Именно в таком виде ее и увидел приехавший Герман. Обычно говорливый и едкий на слова, он просто онемел.