Русские инородные сказки - 6

«Хозяйкой» здесь была Ирина — у нее были ключи от всех комнат в этой части квартиры.

— Да переезжай, — сказала она. — Тут места…

Я посмотрела на Ларису. Она махнула рукой:

— Переезжай, чего. Все лучше, чем в темноте бродить.

Я благодарно кивнула. Ира нравилась мне гораздо больше Ларисы. Я никак не могла вспомнить, когда мы познакомились, — казалось, что Лариса была всегда, шумела и топталась на периферии моей жизни, иногда приближаясь вплотную (тогда я мучалась: она совсем не умела держать дистанцию, нависала, заглядывала в глаза, тормошила, тянула меня). Ира была другая: черноволосая, тонкая, с ускользающим взглядом, неслышной походкой, с медлительной грацией большого зверя. Она по большей части молчала, заговорив, обрывала фразы точно в том месте, где уже без слов понятно необязательное продолжение, много курила. Я перебралась в комнату со скрипучим полом и полукруглым окном в частом переплете рамы. Ларису я больше никогда не видела.

* * *

«На столе в комнате Леры Ивановны стоит глиняная кошка с человеческим (мужским) усатым лицом и орденскими планками на груди. Из окна комнаты молодой парочки виден заснеженный двор, тогда как в моем окне по-прежнему осень. Приходил кто-то с таксой, пришлось ловить ее по всей квартире, черный котенок сидел на моем плече и шипел. Таджик, кажется, все время спит — натыкаюсь на него в разных комнатах: закрытые глаза, неподвижное лицо, выражение которого совершенно не меняется». Я покусала кончик ручки. Я не пыталась анализировать события, только фиксировала их. Записи занимали половину тетради. «Ира постучалась в мою дверь, — написала я. — Позвала меня гулять». Я закрыла тетрадь и встала.

Мы гуляем по лестничной площадке. Она громадная, с тремя лестницами — я стараюсь держаться подальше от низеньких, мне едва по колено, ограждений. Перила выкрашены синей краской. На полу — мозаика черно-белых плиток. Ира идет впереди меня, я смотрю в ее спину. Выцветшее кимоно, расхлябанная походка. За ней волной расходится тишина — если напрячься, то можно увидеть границы этой волны. Я не хочу напрягаться, потому что рядом с границей будет идти кто-то в военной форме.

— Как будто мы в фильме, — говорю я.

— Да, — говорит Ира.

Вернувшись, я решаю принять ванну. Их тут множество, можно выбирать — ту, что в закутке возле кухни, с дровяной колонкой, немыслимо белую, или старую, с пожелтевшей эмалью, но зато на львиных лапах и напротив окна, или смешную сидячую, глубокую как бочка, с нависающим сверху раструбом душа. Ее-то я и выбираю. Ванна ничем не огорожена, забравшись внутрь, я оглядываю комнату. На кушетке у дальней стены спит таджик. Мы научились воспринимать его как элемент декора, думаю я, если в комнате есть горизонтальная поверхность — на ней обязательно будет спать таджик. Даже странно будет зайти куда-то и вдруг не увидеть таджика на диване или просто на полу: лежит на спине, руки сложены поверх одеяла. Всегда в одной позе, всегда с сомкнутыми веками…

Гибкий шланг, из которого в ванну-бочку набирается вода, неожиданно вырывается у меня из рук. Вода хлещет на пол, из бочки ползет мыльная пена. Таджик на кушетке садится и открывает глаза.

— Ира! — кричит он. — Ира!

* * *

Я просыпаюсь в шелестящей, потрескивающей темноте. Очень душно. Вытянутой рукой упираюсь — скорей, чем мне бы хотелось, скорей, чем это можно объяснить, — в преграду прямо перед собой. Ощупываю шелковую поверхность, скольжу ладонью вбок, ворочаюсь. Маленькое замкнутое пространство, думаю я. Лифт? Гроб?

Серый котенок уткнулся в мою ладонь лбом. Я просыпаюсь от басовитого мурчания. По полу скользит солнечный луч. Сегодня я могу уйти, думаю я.

* * *

За окном движется улица: люди обгоняют друг друга, мелькают машины, трамвай, притормаживая и кренясь, скрывается за поворотом. Я сижу за столиком кафе, у самого окна, рассеянно помешиваю быстро опадающую молочную пенку на заказанном кофе, ловлю взглядом неподвижную фигуру прямо напротив окна. Кивнув официантке на плащ и сумочку — я вернусь, присмотрите, — я выхожу на улицу. Вглядываюсь в чужое лицо. Достаю из кармана ключ и вкладываю его в безвольную, чуть влажную ладонь.

— Живи, — говорю я.

А Я, А ОН

«Дракон, скажет он, я вызываю тебя на смертельный бой! Нет. Не так. Дракон, скажет он. Я пришел, чтобы… Да что там так колется-то?»