157  

В окно снова потянуло зеленью, прибитой дождем пылью, и кто-то шепнул: правильно, приезжай к нам, приезжай. По позвоночнику прошла мохнатая лапа. Не ври себе, сказал Саша. Сколько раз ты собирался. Но так и не съездил — потому что боишься. Потому что выбивать клин клином — это хорошо, но теням из твоих кошмаров эта идея нравится даже больше, чем тебе… Потому что сны могут обернуться правдой — и что ты тогда будешь делать?

Закипающий чайник и вязкий рассвет за окном — на работу собираться рано, ложиться досыпать — поздно. Саша потер лицо. О Кате думать не хотелось, и вообще думать не хотелось. Неловко примостившись на табуретке, Саша рассеянно листал прихваченную из почтового ящика газетенку. Среди пестрой рекламы иногда попадались статьи. Он бездумно пробежал глазами по врезке. История Дуракова, в одночасье ставшего Разумовским, неожиданно заинтересовала его. «Поменять фамилию? Запросто!» — кричал заголовок. Громко щелкнул вскипевший чайник, и с щелчком встал на место кусочек мозаики. Саша заулыбался, слепо глядя в серое окно. Выход нашелся.

Разговор с родителями Саша откладывал до последнего. На традиционные мамины звонки бодро отвечал, что все как обычно, с Катей все хорошо, да, ничего нового, скоро в отпуск. Выложил новость только накануне отъезда, забежав попрощаться.

Мама расплакалась, недоуменно и обижено. Отец спросил только: чем же тебя моя фамилия не устроила? Не слушая невнятных оправданий, смотрел в стол, сжимал кулаки. Саша ерзал на стуле, чувствуя себя нашкодившим пацаном, — последний раз он так маялся классе в пятом, когда в дневнике обнаружилась двойка по математике и рядом — неумело подделанная папина подпись. Снова горели уши, и снова Саша лепетал: я все объясню, ну послушайте, я все объясню. Только потом. Приеду и все расскажу. Отец молчал, и Саша, не в силах больше терпеть, поспешно распрощался. Мама, все еще всхлипывая, вышла за ним в коридор. Саша, скрипя зубами, путался в шнурках.

— Ты так и не сказал, куда едешь, — тихо сказала мама.

Саша ответил, и ему показалось, что в маминых глазах мелькнуло понимание. В который раз захотелось все рассказать, объяснить, но он только молча ткнулся ей в щеку и помчался вниз по лестнице, все еще чувствуя, как горят уши.


— Вот ваш билет… Интересная у вас фамилия, — сказала проводница.

— Мне тоже нравится, — напряженно хохотнул Саша.

Проводница ушла. Саша уставился в окно — в вечернем сумраке уже мелькали окраинные пятиэтажки. Снова подумалось, что в найденном выходе есть что-то искусственное. Как будто все понарошку — вспомнил Саша полузабытое слово. А понарошку не считается. Нахлынул страх.

Саша раздраженно фыркнул. Начинается… Давай будем разумными, сказал он себе. Поддашься страху — и вся затея окажется бессмысленной. «Клин клином», — в который раз прошептал Саша и улыбнулся. «И на всякий случай козырной туз в рукаве, да?» — тоненько добавил внутренний голос. Сумерки за окном быстро превращались в кисельную южную ночь, и на улицах уже дрожали огни. Саша был почти уверен, что если бы не шум поезда — он услышал бы смех и пение, в котором почти различимы странные, не подвластные разуму слова. Холод пробежал по позвоночнику, и сердце кольнула тоска.

«Очень вредно спать на закате», — наставительно сказал себе Саша и сгреб в охапку пропотевшее постельное белье.


У каждого в детстве были собственные, не связанные с реальностью страхи. Многих из нас пугали Букой, но кто боялся его всерьез? Настоящий детский ужас зачастую кроется в вещах, совершенно на первый взгляд безобидных и не вызывающих у взрослых никаких подозрений, — страх слишком силен, чтобы разделить его с другими, а его причудливые формы не оставляют места для догадок.

Детским кошмаром Саши стала безобидная сказка про теремок. Почему все оставались в теремке? Почему не шли домой, к маме и папе? «Тук-тук», — говорила бабушка, и Саша застывал от ужаса. «Кто-кто в теремочке живет?» — и сердце останавливалось в жутком ожидании. Узорчато-розовый теремок населяли кошмарные существа. Завывания, стон, плач и злобный хохот — вот чем должны были ответить на вопрос случайного прохожего. Дверь открывалась, исторгая запах гнили, и обманчиво-пряничные стены теремка проглатывали новую жертву. Медведь, разрушивший дом, представлялся Саше бесстрашным героем, неподвластным злым чарам. Но иногда, в особенно темные вечера, медведь начинал казаться всего лишь новой жертвой, а счастливый финал — утешительной ложью. Не в силах решить раз и навсегда, что же случилось с медведем на самом деле, Саша вновь и вновь просил бабушку прочитать жуткую сказку. Он, мучительно вслушиваясь в интонации, пытаясь уловить хоть какой-то намек, но надтреснутый голос звучал равнодушно, и тайна оставалась неразгаданной.

  157  
×
×