Распахни врата полуночи

Мне стало немного легче, я выпрямилась, но все же не торопилась подниматься, опасаясь того, что головокружение вернется. Нужно успокоиться, чтобы подумать над происходящим и попробовать найти более-менее разумные объяснения. Сейчас же, находясь на эмоциональном пике, я видела символичность во всем. Даже в названии группы.

В какой-то момент мне подумалось, что я сплю, и это показалось самым реальным объяснением всех событий, случившихся за последнее время.

И все же, все же… Такое ощущение, будто этот Петр знает обо мне слишком много – даже мои сны ему известны. Иначе как объяснить то, что он привел меня в место, неоднократно мне снившееся? Это действительно какой-то длинный абсурдный сон! Попури из старых сновидений и желаний. Фабрика, поселок, семейная тайна, исполнитель песни… Слишком много для одного дня. Слишком. Неудивительно, что от таких потрясений мне стало нехорошо.

Мне не нравится играть вслепую, когда не знаешь, в чьи ворота бьешь. Сейчас я ясно понимала, что меня поставили с завязанными глазами напротив моих же ворот. Я чувствовала собирающееся над головой облако опасности. Воздух был наэлектризован, как перед грозой, тишина казалась зловещей. Кто-то затеял игру, а я была всего лишь орудием. «Не позволяй играть собой», – сказал мне как-то отец. Следовала ли я этому совету? Не всегда. Но никогда еще так явно не становилась чьей-то марионеткой.

Разозлившись, я почувствовала прилив сил. Но в тот момент, когда собралась подняться, дверь бара приоткрылась, и на улицу вышла пара. Длинноволосая девушка с грацией кошки, чья игра на барабанах была такой завораживающей, и высокий молодой человек с голосом, сыгравшим на струнах моей души. Они остановились на крыльце, но освещение было тусклым, так что при всем желании хорошо рассмотреть парня я не могла. Мне показалось, что ему было лет тридцать, и лицо его оказалось довольно привлекательным, лишенным той опасной хищности, которая была присуща герою моего сна.

Глядя на стоящую на крыльце пару, я подумала, что они подходят друг другу, и, словно в подтверждение моих слов, молодой человек обнял девушку и привлек к себе. Она обвила шею парня тонкими гибкими руками и поцеловала его.

Я отвернулась, будто подсмотрела что-то неприличное. Какое мне дело до чужих поцелуев! Но почему-то к гамме разнообразных чувств, пережитых на концерте, добавилось еще одно, определить которое я не смогла. Это было и не огорчение, и не боль, и не ревность (Какое право я имела ревновать незнакомого мне человека, увиденного в первый и, возможно, в послений раз в жизни. Смешно!) в чистом виде, а что-то среднее, будто все эти чувства взболтали в стакане и заставили выпить глоток.

А парочка тем временем, нацеловавшись, уже мирно беседовала. Девушка курила, и до меня доносился тихий звон браслетов, украшавших тонкие запястья. Еще ни разу я не видела, чтобы копеечная бижутерия – пластмассовые цветные браслеты и серьги-кольца – смотрелись на ком-то так не пошло, не дешево, не по-детски, а сексуально. Глядя на нее, хотелось немедленно скопировать ее образ: выстричь челку, выпрямить волосы, вдеть в уши кольца, вставить над губой сережку-«мушку». Но даже скопированный в деталях стиль на другой девушке не выстрелил бы в «яблочко».

Парень, склонившись к девушке, завел ее прядь волос ей за ухо – и этот жест, такой легкий и невинный, показался мне даже интимней и чувственней, чем поцелуй. Он куда красноречивей, чем публичные объятия и страстные поцелуи, рассказывал об отношениях между этими двумя – об их сдерживаемой до удобного момента страсти, об их ласках, которые они дарят друг другу, оставшись наедине, о нежности, с какой смотрят друг другу в глаза.

Я отдала бы пять лет жизни только за одно такое мгновение. Все ласки, которые мне дарил бывший муж, – только за одну такую невинную. Мне подумалось, что можно долго присматриваться к человеку, суммируя положительные качества, взвешивая их, как пакет с черешней, разбивать на спектры свои эмоции в стремлении проанализировать степень своей влюбленности или холодности, а можно просто, без всяких физико-математических вычислений, влюбиться, лишь подсмотрев случайно один жест. Жест, которым он выразил всю глубину своих чувств – увы, – к другой.

Пока я вытаскивала из души неожиданные эмоции, будто из ладони – осколки раздавленного в руке стакана, парочка спустилась с крыльца, подошла к припаркованному неподалеку мотоциклу спортивной модели. Молодой человек снял два шлема. Два шлема – как две зубные щетки в одном стакане.