Медовый месяц с ложкой дёгтя

Казалось, что даже ее большая грудь поникла от разочарования, что Руслан пришел с женой.

— Поэтому, Инга, можно побыстрее как-то нас оформить, чтобы ее и дальше не травмировать? — попросил Руслан.

— Конечно!

Инга куда-то понеслась. Застучали ее высокие каблуки, мелькнула очень короткая юбочка, что недопустимо на любом кладбище, даже пусть и зверином. Инга была полновата, но это нисколько не ее портило.

— Сейчас она все устроит. — Руслан посмотрел на своих спутников.

— Сексуальная девка, — совершенно не к месту произнес Семен.

А вот Маруся была настроена не столь оптимистично.

— Вы только не забудьте, зачем мы здесь. А ты, Руслан, всегда так деньгами соришь? Просто сеятелем работаешь, или только при виде таких вот сексапильных дамочек позволяешь себе? Да еще в присутствии законной жены, — не удержалась она.

— Марусенька, не ревнуй! Неужели ты думаешь, что я купился на ее кладбищенские прелести? Я показал, что мы платежеспособные, и теперь нам тут везде будет красная ковровая дорожка. Сейчас явится пред нами директор, и мы сможем задать ему любые вопросы, — объяснил Руслан свое поведение.

— Как ты заглядывал ей в вырез, я видела, муженёк. Только боюсь, нам теперь уходить надо, — сказала Маруся, но ответить на вопрос «почему?» она не успела. Вернулась Инга и привела крупного мужчину с объемистым животом и рыхлым лицом, большеносым и губастым. Дядька приветливо распахнул руки для объятий, словно знал их много лет.

— Здравствуйте! Я Илья Григорьевич, директор этого места упокоения! Прошу ко мне в кабинет, все спокойно обсудим. А Инга принесет нам кофе и чай. И много-много сладостей!

Они поднялись в директорский кабинет, располагающийся на втором этаже. Обстановка радовала глаз. Розовые стены, мебель с яркой велюровой обивкой, кресла в виде сердец, а диван в виде красных женских губ. Стол у директора был почему-то прозрачный, а на стенах теснились бесчисленные фотографии разнообразных представителей животного мира. Кошки, собаки, коровы, лошади, волнистые попугайчики и прочая живность таращилась на Марусю, приводя ее в недоумение.

Директор кладбища перехватил ее взгляд.

— Это чудо — наши клиенты! Но они всегда с нами, в наших умах, в наших душах, в нашей памяти. И я сделаю все, чтобы смягчить ваше горе! Любой каприз клиента — закон для нас!

Пришедшие утонули на мягком диване, а Илья Григорьевич принял позу очень внимательного слушателя.

— Рассказывайте, друзья мои. Что у вас? Кто покинул наш бренный мир?

— Кот Барсик! — тут же откликнулся Руслан, буквально сорвав у Маруси с языка первую фразу.

— Котик Барсик, — как эхо повторил Илья Григорьевич. — Расскажите о покойном.

«Как же в душу заползает, просто отец родной!» — мелькнула мысль у Маруси, и она не успела сказать ничего вслух, потому что Руслан снова выдал:

— А чего рассказывать? Он вечно с нами. Наше сокровище! Наше солнышко!

— Покажите мне его! Я буду только рад! Я безумно люблю животных и охраняю их покои! — оживился директор.

— Нет! Он у нас дома! — тут же вскрикнула Маруся, испугавшись, что директор не поймет, зачем закапывать чучело.

— Да? Жалко, я хотел бы видеть вашего любимца, чтобы вдохновиться и предложить вам самое лучшее, что мы имеем, — печально вздохнул Илья Григорьевич.

— Как ты забыла? Он же у тебя в сумке! — воскликнул Сеня.

— Нет! — разозлилась Маруся.

— Да точно в сумке! Ты просто от переживаний ничего не помнишь! — уверял ее Семен.

Мало того, он взял с колен у Маруси сумку, достал чучело кошки и положил на стол перед директором.

К чести сказать, директор остался совершенно спокойным. Ни один мускул не дрогнул у него на лице при виде подобной гадости.

Маруся поняла, что драться с ним за это чучело не будет, только и оставалось уповать на его невнимательность.

— Вот он, покойный, — умиленно сложил директор пухлые руки. — Вы сделали сначала чучело, чтобы он все время был с вами? А затем все-таки решили предать тело земле?

— Вот именно! Предать земле! Это именно то, чего мы хотим, — заверил его Руслан.

— Всё будет на высшем уровне. Предпочитаете кремацию или захоронение? — Илья Григорьевич стал доставать какие-то толстые пыльные бархатные альбомы с траурной каймой.