Медовый месяц с ложкой дёгтя

— Да, — слабо проговорила Маруся, попыталась было встать, но ноги ее не слушались, а из рук выпал бокал с вином. — Что… это?

— Это? — пожала плечами Клара Сергеевна, и охотно пояснила: — Быстродействующий наркотик. Зря ты пришла. Я как чувствовала, все эти вопросы совершенно ни к чему, это конец! Муравьи добили мой дом, а ты, поганка, сующая нос не в свои дела, разбила мои мечты на счастливую старость, — сказала хозяйка дома, и это было последнее, что смогла разобрать теряющая сознание Маруся.

Сознание возвращалось к ней медленно, какими-то яркими всполохами. Она попыталась открыть глаза, но это удалось ей не сразу. Темные душные волны качали ее и пытались удушить, Маруся никак не могла выйти из темной липкой трясины.

Наконец Маруся открыла один глаз и не сразу поняла, что находится в полутемном помещении без окон, скорее всего в каком-то подвале. Под потолком горела вполнакала слабенькая электрическая лампочка.

«Господи, где я? Что со мной? Что происходит?» Она сглотнула и попыталась пошевелиться, но у нее ничего не получилось. Маруся напряглась, и снова ничего. От ощущения полной беспомощности ей стало страшно. Она задергалась и сквозь слёзы поняла, что ее руки, как два белые тонкие струны, вытянуты вверх и прикручены к штырю в холодной серой стене. Точно так же и ноги были прикручены к штырю в полу.

— Не может быть, как в худшем фильме ужасов, — прошептала Маруся.

— Очнулась? — раздался знакомый женский голос.

Маруся тут же повернула голову и увидела сидевшую на полу Лилю. Лицо у нее было бледное и заплаканное, волосы всклокочены.

— Лиля? — удивилась Маруся. — Ты откуда? Где я? Вот уж кого не ожидала увидеть, так это тебя.

— Ты в доме моей матери, Клары Сергеевны, — безжизненным тоном ответила Лиля. — И ты зря сюда пришла, очень зря!

— Клара Сергеевна твоя мать? Она тоже говорила, что я зря сюда явилась, и я теперь это вижу, — прошептала Маруся с трудом.

— Да, так уж получилось, родителей не выбирают, — улыбка тронула тонкие губы Лили.

— Значит, она не солгала, — вспомнила разговор Маруся, — когда сказала, что приезжала в издательство к дочери. Она приезжала к тебе. А кто меня связал? Зачем?

— Ты на самом деле ничего не поняла? — спросила Лиля.

— А что я должна была понять? Я что-то плохо соображаю в последнее время, особенно после наркотиков, которыми меня напичкала твоя матушка.

— Тебе не уйти отсюда живой, — вынесла приговор Лиля.

— Не пугай меня, я ничего не понимаю. Ты же нормальный человек?

— Нормальный.

— Так помоги мне! Развяжи меня! — с отчаянием в голосе попросила Маруся.

Лиля молча поднялась из своего угла и направилась к ней. При каждом ее шаге слышалось какое-то металлическое позвякивание. Маруся пригляделась и увидела, что щиколотка Лили была закована в металлическую цепь. Комментарии были излишни. Лиля остановилась. Подойти ближе к Марусе и чем-то помочь ей она была не в состоянии, ее удерживала мощная цепь.

— Господи! Ты же говорила, что она твоя мать! — воскликнула Маруся.

— А я этого и не отрицаю, — снова вернулась в свои угол Лиля и села на пол, обняв колени.

— И что происходит? Ты можешь мне хоть что-нибудь объяснить? — спросила Маруся.

— Ну слушай, если хочешь. У нас есть время, я расскажу. Жили мы большой и дружной семьей. Отец, мама и я с младшим братом Лешенькой. Жили шикарно, а почему? Все благодаря папуле. Он был крупной партийной шишкой и спокойно под этим прикрытием занимался весьма неблаговидными делами, сейчас это считают бизнесом, а тогда называлось махинациями. Начинал мой отец судмедэкспертом, и сразу же стал зарабатывать деньги, подделывая заключения и спасая убийц от светивших им больших сроков. За это ему платили огромные деньги, люди продавали все, что только имели, чтобы спасти близкого человека от тюрьмы. Отец скупал золото, бриллианты, потому что боялся оставлять крупные суммы на счету в сберкассе, чтобы не засветиться. Кроме того, он же был близок к государственным структурам и знал, что со счетов может все пропасть! И уже в начале девяностых он вложился в кладбищенский бизнес, скупил все кладбища и организовал акционерное общество закрытого типа. То есть это было потом уже… Сначала был кооператив. Я тогда ходила в школу, еще класс в четвертый, а братишка был в первом. В друзьях у отца были одни бандиты, криминальные авторитеты. Он как занимался разбоем, так и продолжил, только в ещё более крупных масштабах. Там были и убийства, и огромные деньги за похороны братков. Он хранил наркотики, занимался «подселением» убитых в могилы, отмыванием денег, кражей золота. Огромные золотые кресты на шеях отцовских «быков» весили по килограмму. Я даже до конца не знаю, до какой степени тогда развернулся мой отец в своем криминальном бизнесе. Он был человеком с весьма тяжелым характером, злым, агрессивным и деспотичным. И конечно, вся его агрессия в первую очередь отражалась на нас — его семье. Он постоянно издевался над матерью и воспитывал нас, и это было страшно. Я росла нервной девочкой и вскоре стала многое замечать в поведении родителей. Я страдала бессонницей и слышала, как отец избивает мать, и это для детского сердца и для психики было невыносимо. Мама ходила в синяках и ссадинах, еле передвигалась по кухне и морщилась, когда мы, дети, набрасывались на нее с объятиями и поцелуями, чтобы пожелать доброго утра. Я все это видела и очень страдала по-своему, по-детски. А вот Леша был еще очень маленький и, конечно, еще ничего не понимал. А когда мы слегка подросли, отец стал издеваться и над нами. Я думаю сейчас уже, что он никогда не любил маму и нас, как рожденных ею. Он всегда без стеснения изменял ей, приводил девиц даже в наш дом, закрывался с ними в своей комнате до утра. Мама была даже рада, потому что хотя бы ей не доставались оплеухи в такой день. А когда мы, то есть в основном я, стали заступаться за маму, чтобы он в очередной раз не превращал ее в мясо, папаша просто зверел. Именно в этой комнате он нас и воспитывал, приковывая здесь на час-два, а то и дольше… Иногда стегал розгами или ремнем… — Лиля облизнула пересохшие губы и осмотрелась по сторонам. — Именно здесь он и забил моего братика насмерть.