Мое ходячее несчастье

— Думаю, скоро все выяснится.

Я наклонил голову набок:

— Лекс, отвали!

Не обратив на меня ни малейшего внимания, она продолжала:

— Вы, наверное, уже слышали о пожаре?

— Да, нам кое-что рассказывали, — проговорила Эбби, плохо скрывая неловкость.

— Говорят, студенты устроили в подвале вечеринку. Они весь год тайком пробирались в корпуса.

— Правда? — спросил я, стараясь не выдать облегчения: если полиция действительно считает, что в «Китон-холле» была обыкновенная вечеринка, то, может, для меня все обойдется.

До конца учебного дня нас с Голубкой либо поздравляли, либо просто разглядывали. Впервые с тех пор, как я появился в этом колледже, девчонки не останавливали меня в коридорах и не интересовались моими планами на уик-энд. Они только смотрели мне вслед, не решаясь приблизиться к чужому мужу. Даже не ожидал такого уважения к институту брака.

Не зная, как дела у Голубки, сам я был доволен своим первым учебным днем в новом статусе. Даже преподавательница психологии, услышав, как я отвечаю на вопросы о своей женитьбе, улыбнулась и кивнула мне.

Когда занятия закончились, мы с Эбби встретились в машине.

— Ну что? Все было так плохо, как ты боялась? — спросил я, забрасывая наши сумки на заднее сиденье.

— Да, — выдохнула она.

— Значит, к отцу сегодня уже не едем?

— Нет, поехали. Ты прав. Нехорошо получится, если он от чужих людей узнает, что ты женился.

Голубкин ответ меня удивил, но я не стал приставать с расспросами. Эбби не хотела вести машину, но я заставил ее сесть за руль, сказав, что надо привыкать.

Из кампуса до отцовского дома мы доехали довольно быстро, но медленнее, чем если бы рулил я. Эбби соблюдала все правила — видимо, боялась, что ее остановят и она случайно протянет полицейскому фальшивое удостоверение.

Мы ехали по нашему городку, который казался мне не таким, как раньше. Наверное, я сам изменился: стал спокойным, умиротворенным. И возможно, дело было не столько в статусе женатого мужчины, сколько в том, что в моей жизни все наконец-то встало на свои места. Теперь мне больше не приходилось ничего доказывать — ни себе, ни другим, — ведь женщина, которую я полюбил, которая стала моим лучшим другом, приняла меня таким, какой я есть. И она всегда будет со мной.

Я чувствовал себя так, будто выполнил трудное задание, преодолел препятствие. Вспомнились мамины слова, сказанные давным-давно, и я вдруг понял: она просила меня не останавливаться, бороться за ту, кого я полюблю, и я впервые сделал то, чего она от меня ждала. Наконец-то я стал таким, каким мама хотела меня видеть.

Я с наслаждением втянул свежий воздух и положил руку на Голубкино колено.

— Что с тобой? — спросила Эбби.

— Со мной? Ты это о чем?

— О выражении твоего лица.

Голубка на секунду оторвала взгляд от дороги и с любопытством посмотрела на меня. Похоже, на моей физиономии действительно отобразилось что-то такое, чего раньше я никогда не показывал. Это было новое для меня состояние, которое я пока не мог как следует объяснить.

— Просто я счастлив, малыш.

— Я тоже, — не то промурлыкала, не то усмехнулась Эбби.

Наверное, я немножко волновался по поводу предстоящего разговора с отцом, но не потому, что боялся неодобрения. Трудно было сказать почему, но чем ближе мы подъезжали к папиному дому, тем сильнее я нервничал.

Эбби проехала по гравию, влажному после дождя, и остановилась.

— Как думаешь, что он скажет? — проговорила она.

— Не знаю, но он будет рад. В этом я даже не сомневаюсь.

— Думаешь? — спросила Эбби, беря меня за руку.

Я сжал ее пальцы:

— Уверен.

Не успели мы дойти до входной двери, как папа сам вышел на крыльцо.

— Привет, ребята! — сказал он, и улыбка на одутловатом лице превратила в щелочки и без того припухшие глаза. — А я и не сразу понял, что это вы подъехали. У тебя новая машина, Эбби? Красивая.

— Здравствуйте, Джим, — улыбнулась Голубка. — Ее Трэвис купил.

— Она наша общая, — добавил я, снимая бейсболку. — Вот решили к тебе заехать.

— Молодцы, молодцы… Вы, я смотрю, попали под дождь?

— Да, — сказал я.

Я слишком нервничал, чтобы разговаривать о погоде. Правда, волнение было радостным: мне не терпелось рассказать отцу нашу новость.