– А я думаю, что же госпожа Ариадна могла сделать в жизни ужасного, чтобы пойти на подобное? – откликнулся полицейский.
– Если она убила Остерию, то та, наверное, ее шантажировала. Найдете что-нибудь у нее.
– И то верно! А вы молодец, Аня! Хоть и заварили эту кашу, но сами же и расхлебали. Так у вас говорят?
– А у полиции есть транспорт? – спросила Анна.
– Что за дела? – напрягся Симон.
– Я должна кое-куда съездить, чтобы ответить на один важный и, надеюсь, последний вопрос. Почему любящая бабушка хотела избавиться от единственного внука?
– Далеко собрались ехать? – спросил полицейский.
– В Германию, туда, где был его детский приют.
– Ого! – присвистнул Симон и прищурил глаза. – А это точно что-то даст?
– Обижаете, когда я кого-нибудь подводила? Я просчитываю всё правильно.
– Приветик, – произнес мужчина, показавшийся в конце коридора. – А я узнал, что ты в больнице, и пришел поболтать.
– Ночь на дворе, – ответил Симон, а Аня с трудом признала в сильно потрепанном типе Марата. Выглядел он очень комично, так как кое-где на теле еще торчали островки медвежьей шерсти. Руки его были перевязаны, а лицо в ссадинах.
– Меня здесь зовут «снежный человек», – сообщил Марат.
– Неудивительно, – улыбнулась Анна.
В это время медбратья вынесли из палаты на носилках тело Ариадны Львовны, покрытое простыней с головой.
– Я что-то пропустил? – испугался Марат.
– Ты просто отвлек следствие на себя, но потом все вернулось на круги своя, – витиевато ответила Анна.
Глава 18
На похоронах Ариадны Ламар собрался весь городок. Люди пришли отдать дань уважения вдове их знаменитости.
Все проходило очень чинно и спокойно, так сказать, по-европейски. Мужчины в костюмах и галстуках, женщины в темных платьях с букетами роз. Дубовый гроб с латунными ручками, дорогие венки, букеты живых цветов и безумно красивый Эрвин у гроба своей бабушки. Наблюдать, как он страдает, у Анны не было сил. Сам Эрвин уже организовал отъезд Клавдии Ивановны в Россию под присмотром медиков, так захотела эта упрямая дама, как только пришла в себя.
– Отойдем? – спросила Анна, когда тело Ариадны Львовны было предано земле и Эрвин принял все соболезнования.
– Что ты хочешь мне сказать? Ты какая-то озабоченная в последнее время. Все преступники пойманы, жалко, что погибли хорошие люди, но мы уже ничего изменить не можем. И я заметил, что даже Симон стал относиться к тебе с особым уважением. Что-то ты все-таки с ним сотворила, – обнял Анну за плечи Эрвин.
– Вот именно об этом я и хочу поговорить. О настоящих убийцах. Я пообещала похоронить ее с почестями и это выполнила, а больше я ничего не обещала. Она правильно сказала, что ты не заслуживаешь плохого отношения.
– Ты о ком? – спросил Эрвин.
– Об Ариадне Львовне… и о себе… Человек с высшим образованием – и такая дура! – выдохнула Анна.
– Что? – не понял Эрвин.
– Жуткая недальновидность, – пояснила Аня, вытирая с лица капельки пота. – Я корю себя, понимаешь? Корю!
Эрвин недоуменно смотрел на нее.
– Я не совсем понимаю… Корю? Я знаю такую болезнь – корь.
– Ага, а я знаю другую болезнь – слабоумие и нежелание видеть дальше своего носа. Думаю, что я поглупела из-за любви к тебе, это лишь меня и оправдывает в собственных глазах. Сейчас поясню. Дом в австрийском стиле, старинная мебель, коврики, комоды, фотографии на стенах, какие-то фарфоровые статуэтки толстощеких детей, больше напоминавших уродцев-гидроцефалов. Деревянные щелкунчики с выпученными глазами, совершенно непригодные к своей прямой обязанности – колоть орехи. Рассаженные по горшкам цветы, альпийские ухоженные горки… – взахлеб перечисляла Анна.
– Ты о чем? – не понял Эрвин.
– Я о твоем доме, дорогой, о твоем доме…
– Все так, и что? – нахмурил он брови.
– Вот живет человек с русской душой, да что там говорить, по национальности русский и не по своей воле выехавший из родной страны.
– Ты говоришь о моей бабушке?
– О ней… Она так скучает по России, с ее слов… так скучает… – Глаза Анны затуманились. – С самого начала я чувствовала фальшь и не понимаю: почему была настолько слепа? Человек, который увлекается филателией…