Книга русских инородных сказок

— Писсала, какала, пукала, около! — говорил младший брат и корчил другому рожу.

Валька-финн надувался, подпрыгивал, долго соображая, что ему ответить, и наконец говорил:

— А ты — пьяница!

Возразить Сашке было нечего, и он уходил плакать в свой угол, тихонько приговаривая:

— Зопа, зопа какая…

И я там был, и водку с ними пил, и мирить их пробовал, да только у меня ничего не вышло. А если кто пожелает, я тому адрес дам.

Старухи

Как-то в одной деревне жили старухи. Кроме старух, там, собственно, никто не жил.

Всё старухи делали вместе — косили, пасли и доили своих коров.

На день поминовения одна из них садилась за руль старушечьего грузовика, две другие забирались к ней в кабину, а остальные устраивались в кузове.

Приехав на кладбище, они общими усилиями подновляли кресты и пирамидки, потом стелили полотенце и доставали водку. Выпив, старухи запевали свои протяжные старушечьи песни. Я сам их слышал, когда чинил оградку своему незабвенному другу егерю Епифану Николаевичу, что помер в этой деревне по ошибке.

Писатели

В незапамятные времена у лесного озера жили писатели. Один писатель жил на острове, а двое других — на берегу.

Не сказать чтобы писатели дружили между собой. Они вообще народ недружный. Если один писатель, скажем, находил в лесу белый гриб, то другие два сразу начинали ему завидовать. Или если другой приносил с берега целое ведро черники, то оставшиеся тут же начинали дуться.

По утрам писатели выходили каждый из своей избы и, стоя на берегу, показывали друг другу языки.

Когда бы писателей было двое, тут все было бы понятно. Кто-нибудь из них подкрался бы тихо ночью, зарезал бы соседа и поджег его избу вместе с рыболовной снастью.

Но их было трое.

Правда, один писатель был еврей. Второй был русский, но третий — неизвестной национальности. Так что и здесь у них не было никаких перспектив. Время шло, и они проводили его на своем озере. Я там был, посмотрел на них, на то, как они стоят на зорьке с высунутыми языками. Отметил, что самый длинный язык у писателя неизвестной национальности. Этот писатель даже болтал своим языком — из стороны в сторону.

Посмотрел я да и пошел своей дорогой.

Лесоповал

Давным-давно, когда в реках вода была, а птицы гнезда вили, случилась большая война. Многих на той войне поубивало, а которых и в плен взяли.

Немцы русских в плен брали, а русские, обратно, немцев хватали.

И вот отвезли тех пленных немцев далеко-далеко, за кудыкипу гору, посадили на речке жить без охраны.

Говорят:

— Нарубите вы нам лесу достаточно, тогда накормим вас, а не нарубите — пеняйте на себя.

Ну, немцы народ работящий, стали деревья рубить да в плоты вязать, чтобы, значит, как велено — по речке сплавить.

Сделают такой плот, а он тонет.

«Ну, бяда, — немцы думают, — все у них, русских, не как у людей».

Невдомек им было, что они лиственные плоты делали, а лиственница тонет, как намокнет.

Но народ они обязательный, сказано — сделано.

Так всю реку и замостили.

Что с этими немцами стало — мне неизвестно, но сказочка эта грустная, ты ее не слушай. Было то давно, а может, и не было вовсе. Лучше ты, мил друг, перевернись на другой бочок да усни.

Морская сказка

Вышел однажды из города Северопьянска один корабль. Не большой корабль, но и не маленький.

Долго ли, коротко ли, шел он так бы и шел себе в иностранный порт Берген, но приключилась с ним удивительная история.

Отбили уже собачью вахту, как вдруг со стороны полной луны выныривает навстречу чужое судно. Вроде бы и неоткуда ему взяться, берег рядом, секреты государственные, пограничники дозором ходят, да вот идет наперерез.

Судно парусное, старинное, музейное можно сказать. Но вот беда — паруса рваные, снасть третьего срока, команда худая, небритая, одета не по форме, вся в лохмотьях…

На мостике капитан — да и тот какой-то недоделанный — на одной ноге.

И, главное, чешут встречным курсом, без всякого расхождения.

Позвали капитана.

Тот огляделся да и говорит:

— Чей гюйс такой полосатый? Не помните!? Дар-р-рмоеды!!! Посмотреть в справочнике!

Сбегали за справочником, докладывают:

— Голландский, товарищ капитан!

— Ясно, — тот отвечает. — Это «Летучий Голландец». Щас он нас будет топить. Рубить всем концы!

Тут же, впрочем, опомнился и опять командует: