Кошки-мышки

Не в ее интересах было сразу лишать их надежды.

* * *

Они направились в тоннель в сторону Киевской, затем свернули в боковой тоннель и вскоре увидели решетки, часовых и красные флаги. Седой провел ее через заставу Красной Линии — видимо, его здесь хорошо знали: часовые отдали ему честь, а на ее документы взглянули лишь мельком. И вот тогда в первый раз возникло у нее недоброе предчувствие, пробежало холодком по позвоночнику. Она сама не могла бы объяснить, что ее насторожило. Но чутье подсказывало — лучше бы отказаться. Зря она не прислушалась к этому предупреждению. «Успею уйти, — подумала она, — надо сначала узнать поподробнее про задание».

Радиальная станция Парк Культуры по сравнению с богатой, хорошо освещенной кольцевой станцией, принадлежавшей Ганзе, выглядела полутемной и почти нежилой. «Вот сразу разница чувствуется, — подумала она. — Кольцевая-то понарядней будет. Там между светло-серыми колоннами арки полукруглые, и в промежутках между ними овальные картинки, на которых люди изображены. Хотя от этого великолепия, да еще при ярком освещении, глаза режет. А на радиальной станции колонны квадратные, высокие, зато кажется, что здесь просторнее. И каждая колонна словно еще раз отражается в стене напротив, покрытой кафелем, надраенным до блеска». А еще ей понравились два мостика над путями. На один из них они и поднялись по ступенькам, повернули — там обнаружилось служебное помещение, отгороженное белыми пластиковыми обшарпанными панелями. На них даже сохранились полустершиеся картинки — правда, разобрать уже почти ничего нельзя было, но она успела прочитать непонятное слово «сэндвич», а картинка явно имела отношение к еде. У нее даже в желудке заурчало. Может, это их столовая? Было бы неплохо.

Седой открыл облезлую дверь и пропустил ее в небольшое помещение, куда, кроме него, протиснулись еще двое. Первый — светловолосый парень с короткой стрижкой, чуть полноватый, в новенькой военной форме. Лицо у него было, пожалуй, приятное и открытое, но при этом какое-то вялое, а серые глаза глядели сонно и безразлично. Казалось, по поводу происходящего вокруг него он испытывает только скуку.

«Рохля какой-то, — подумала она, — но так даже лучше. Наверное, начальника какого-нибудь сынок — оттого и раскормленный». Подавляющее большинство жителей вечно голодной Красной Линии выглядели куда более истощенными.

Другой был тощим, щуплым, с морщинистым лицом и выглядел так, словно постоянно принюхивался. Он все время нервно переминался с ноги на ногу, и она мысленно окрестила его Топтуном. Она любила давать нанимателям клички — про себя, конечно. Потому что иной раз они гибли так быстро, что запомнить имена и фамилии она не успевала.

Тут же ясно стало, что она ошиблась, — в помещении обнаружилось только несколько ободранных пластиковых стульев. Значит, на кормежку пока надеяться не приходилось.

Топтун, оглядев ее, недовольно сморщился. «Противный тип, конечно, — подумала она, — но вряд ли опасный. С таким в случае чего можно справиться без труда…»

Седой назвал ей их имена — впрочем, она особо не прислушивалась. Разобрала только, что Рохлю, кажется, зовут Пашей.

— А зачем было бабу нанимать? — подозрительно спросил Топтун. — Что, мужиков подходящих не нашлось?

— Она тоже не промах. И к тому же видит в темноте, — пояснил Седой.

Услышав это, Рохля с некоторым любопытством поглядел на нее. Топтун же сморщился, словно хлебнул кислого.

— Так она из этих, — пренебрежительно констатировал он, словно бы ее здесь и не было.

Она знала и терпеть не могла эту манеру нанимателей — заранее охаять, чтоб потом смотреть свысока. Не иначе как поторговаться хотят. Ничего, она стерпит. Но за каждый косой взгляд им придется заплатить дополнительно. Пусть не думают, что мутанты — существа второго сорта.

Впрочем, она почти ничем не отличается от обычного человека. Но в том-то и загвоздка — в коротеньком слове «почти». Разница практически неразличимая, в критических обстоятельствах могла стать роковой. Всегда легче в трудную минуту пожертвовать жизнью мутанта, утешаясь тем, что он, в сущности, не совсем человек. Даже если очень похож.

Но сейчас она не собиралась вести с ними беседы о правах мутантов. Не тот был момент, не та обстановка.

Топтун, казалось, наконец справился с разочарованием. Лишь напоследок выразительно вздохнул, пожал плечами и закатил глаза, словно показывая, что выбор не одобряет, да что ж теперь делать.