Кошки-мышки

Часовые, стоявшие у входа в туннель к Октябрьской, Нюту не видели. Кошка кинулась в другой конец станции. Плечистый стриженый парень в потрепанной кожанке и тренировочных штанах, с массивной цепью на шее и парой железных перстней на толстых пальцах, охранявший туннель к Ленинскому проспекту, нехотя сознался, что пропустил Победительницу — как она выразилась, «прогуляться в одиночку». Хотел было доложить коменданту, но тот спит, — чего его будить из-за такой ерунды? А на станции всякий знает, что девчонке лучше ни в чем не отказывать, даже если желания у нее будут на первый взгляд бредовыми. Не совсем же она дура, наверное, далеко не уйдет. Может, ей из бабьего любопытства посмотреть захотелось на то место, где пристрелили двоих сегодня вечером. Туда уж, почитай, половина баб со станции сбегать успела, некоторых хлебом не корми — дай поглядеть своими глазами на убитых, будто они покойников не видали никогда. Но трупы, кажется, уже унесли, да и опасности как будто нет — вряд ли кто сегодня еще с той стороны сунется. К тому же туда недавно группа патрульных ушла — не разминутся с Победительницей, приведут обратно. Только вот не понимает он этой бабской привычки во все нос совать…

Кошка краем уха слушала его рассуждения, прикидывая, идти ли сразу или подождать возвращения патрульных? Но тут как раз они появились из туннеля. Нюта им по пути не попадалась. Мучимая недобрыми предчувствиями, Кошка кинулась на поиски.

Через пару десятков шагов она чуть не наступила в лужу крови. Трупов, к счастью, действительно уже не было. Но зачем понесло сюда Нюту? В голове у нее помутилось, что ли?

Кошка прошла уже метров триста, и ей все больше становилось не по себе. Тишина в туннеле стояла такая, что уши закладывало. И все же Кошка сумела расслышать тихий всхлип. Нюта скорчилась на полу и горько, безнадежно плакала.

— Ну что ты! Пойдем обратно, — погладила ее по голове Кошка.

— Я никуда не пойду, — услышала она в ответ. — Лучше мне умереть здесь!

— Ну что ты мелешь?! Слушать противно! Что это ты расклеилась?

— Какая тебе разница? Отстань от меня! Ты не поймешь.

— Это почему же?

— Ты сильная, здоровая и… одинокая. Тебе непонятен страх за того, кто должен появиться на свет. Сначала я думала, что погибну наверху или потеряю ребенка…

— Да, но ведь все обошлось. Радоваться надо.

— С чего ты взяла, что все обошлось? Все только начинается! Ты думаешь, моему малышу пошла на пользу вылазка на поверхность? И общение с мутантом? После всего, что я перенесла, у меня не может быть нормального ребенка. Представляешь, каково это — девять месяцев мучиться? Сначала ты ничего не можешь есть, потом живот будет мешать спать. Придется, точно инвалидке, остерегаться всего — тяжелое поднимать нельзя, быстро ходить и то нельзя — а вдруг упадешь, навредишь ребенку? А потом ребенок появится, и ты увидишь, что он — дебил? Или хуже того — чудовище? Да лучше мне умереть здесь — тогда близкие будут плакать только обо мне, и у них не будет нового горя.

— Не знаю, будет ли идиотом ребенок, но начинаю думать, что ты — точно идиотка! — нарочно резко сказала Кошка, хотя сердце ее сжималось от жалости.

— Конечно, где же тебе понять?

И тут Кошка не выдержала и влепила Нюте пощечину. Та словно немного пришла в себя.

— Ты что — сдурела? Чего дерешься?

— Где же мне понять?! — злобно бормотала Кошка. — Откуда же мне знать?! А ну посмотри на меня!

— Я ничего не вижу, — растерянно произнесла Нюта, даже забывшая на время о своих переживаниях.

«Ах, да, — вспомнила Кошка, — она же не может видеть в темноте!» Включив фонарик и сунув Нюте в руку, она отвела волосы со щеки.

— Смотри!

— Мамочки, — протянула Нюта, глядя на обезображенное ухо.

— И вот на это посмотри, — Кошка, с шипением сорвав черную перчатку, протянула ей руку, где был ясно виден шрам на месте отрубленного шестого пальца.

— Так значит, ты… — пробормотала Нюта и замолчала. А Кошка задрала рубаху и показала жуткие шрамы на теле.

— Конечно, мне трудно понять! — язвительно сказала она. — Но я знаю, что можно многое вынести и все равно остаться жить. Я вот выжила, хотя никому не была нужна. А тебя, я так понимаю, родные люди ждут. Поэтому советую тебе выкинуть чушь из головы и вернуться к ним. И принять все, что тебе судьба пошлет. В конце концов, неизвестно — может, твой ребенок, наоборот, будет самым умным и красивым во всем метро? В любом случае нечего нюни распускать и рыдать от жалости к себе заранее. Уж это младенцу точно не на пользу. Пойдем-ка обратно. Впрочем, теперь, когда ты знаешь, какая я, может, тебе неприятно со мной рядом находиться? Тогда я сзади пойду.