2  

— Видишь, это люди! Теперь я попаду к маме. Уходи, прошу тебя. Они могут тебя убить.

Она в последний раз услышала звук, похожий на вздох. Потом тяжелая туша стала удаляться почти бесшумно. Девочка, подождав немного, выползла из щели.

Шаги становились все громче, приближаясь…

На девчонку упал луч фонарика.

— Ничего себе, — удивился один из подошедших. — Ты откуда здесь?

— Я хочу к маме, — сказала девочка.

— Ну, это понятно, — сказал другой. И, посветив вокруг фонариком, тихо присвистнул. Тонкий луч выхватил из темноты рельсы, шпалы и какой-то странный небольшой предмет. Рассмотрели поближе… Оказалось — скрюченная кисть руки, судя по всему, женской.

— От мамы-то, по ходу, не так уж много осталось, — пробормотал себе под нос первый, стараясь, чтобы девочка не услышала.

Второй в это время достал что-то из рюкзака, протянул девочке:

— На-ка вот, поешь. Голодная, небось?

Девочка с аппетитом впилась зубами в кусок вареной свинины. Угостивший ее довольно улыбнулся.

— Значит, ты шла с мамой, — осторожно спросил он, — а потом что случилось?

— Не с мамой, — невнятно пробормотала девочка, — с дядей Федором и теткой Люсей. Моя мама осталась на Беговой. Она будет ждать меня. Ты отведешь меня к ней?

— Не повезло тетке Люсе, — тихонько заметил первый. — А поискать, так и дядька Федор где-нибудь поблизости найдется. Скорее всего, то, что от него осталось, свободно поместится в карман. Как же детеныш-то уцелел?

— Пошли отсюда, — сказал второй. И взял девочку за руку.

Девочка, доверчиво улыбаясь, засеменила рядом с ним. Это были добрые люди. Они улыбались ей и дали вкусной еды. Если все как следует им объяснить, они и к маме ее отведут.


Если бы она знала об этих людях побольше, то кинулась бы обратно в туннель, туда, где скрылось недавно неведомое животное. Но она еще не понимала, что даже нападение диких зверей предпочтительнее встречи с некоторыми двуногими.

И спокойно позволила себя увести.

Глава 1

ПОБЕГ

— Тебе идет белый цвет, Нюта.

В специально отгороженном в конце станции закутке худенькая темноволосая девушка в потрепанных брюках и выцветшей майке хлопотала вокруг подруги.

— Да, я знаю, а толку-то?

— Осторожно, не шевелись — порвется. Вот здесь надо покрепче пришить.

— А зачем? Все равно оно одноразовое, — иронически сказала высокая светловолосая девушка, оправляя на себе белое платье, собранное неизвестно из каких лоскутов, но выглядевшее очень живописно.

— Но ты же не хочешь, чтобы оно через пять шагов с тебя свалилось, — подала голос седая, коротко стриженная женщина в какой-то хламиде защитного цвета, наблюдавшая за примеркой.

— Да уж — вот охранникам был бы праздник, — с той же горькой иронией сказала Нюта. Видно было, что седая хотела ее одернуть, но пересилила себя и смолчала.

— Ну, теперь ты, Крыся, — обратилась она к темненькой. Та быстро, равнодушно стянула майку и брюки и взяла из рук седой свое платье. Оно тоже было в своем роде произведением искусства, если учесть, что шить было нечем и не из чего. Но Крыся никакого восторга не выказала. Натянула, машинально одернула и, убедившись, что сидит хорошо, поежившись, осторожно сняла опять. Казалось, в своей старой потрепанной одежде она чувствует себя уютнее.

— Как же мне надоела эта кличка твоя дурацкая, — вдруг в сердцах сказала Нюта. — Давай тебе другую придумаем уже.

— Не хочу, меня мамка так звала. Да и какой смысл? Как говорит баба Зоя, — и Крыся метнула взгляд в седую, — у меня и так скоро будет другое имя. Какая разница, как будет называться та горстка костей, которая от меня останется?

— Дуры вы, девки, — вздохнув, сказала седая. — Великая честь вам оказана.

— Нас никто не спрашивал, — сообщила Нюта, — а мы бы от этой чести охотно отказались.

— Да вам такое питье дадут — будете сны красивые видеть. И Солнце увидите напоследок. Красивей этого ничего нету. Вам позавидовать можно.

— Ну, пусть те, кто завидует, идут вместо нас. Я бы предпочла увидеть Солнце и остаться в живых, — сказала Нюта.

Седая опять смолчала. В последний месяц перед жертвоприношением девушек старались по возможности баловать, не обращать внимания на крамольные речи. Ясно же — сколько ни говори о чести, о высокой миссии, на тот свет по своей воле никто бы не стал торопиться. Но кому-то надо и пострадать за всех — так говорит Верховный.

  2  
×
×