Записки prostitutki Ket

А Павлик напился до такого, что, когда в середине свадьбы все поняли, что куда-то пропал жених, и начали его искать — то нашли закутанного в занавеску, на коленях… с вилкой… под окном… и как же Леночка с ним будет, бедная, если он уже на свадьбе такое себе позволяет… Она, бедняжечка, полвечера так плакала, так плакала…

И еще — что подаренных денег — очень мало. Едва ли хватит покрыть кредит. А уж что с долгами делать… и может, все-таки могу я одолжить… совсем немного, хоть долларов четыреста…

Я сумела сделать честное лицо…

Счастливого пути

Эта история была в моей голове давно, но Маша, моя подруга, не разрешала мне ее писать. Потому что это не моя история, а ее.

Но однажды Маша пришла ко мне, села на пуфик в кухне, обняла плюшевого медведя и сказала вдруг:

— Катя, а напиши о Толике.

— О том самом, о котором ты мне никогда писать не разрешала? — уточнила я, наливая ей кофе.

— Угу, — задумчиво согласилась Маша.

— Почему сейчас? — спросила я.

— Мне вдруг захотелось все это вспомнить и заново пережить, — грустно улыбнулась она. Ее трясло.

— Ну, я не помню деталей… — уклончиво сказала я.

— А я тебе снова все расскажу, — усмехнулась она и кинула в чашку два кусочка сахара, — только я потом читать это не буду, ладно? У тебя выпить есть?

Я открыла бар. Вино, водка, текила, джин, виски, ром, бехеровка. В последнее время я мало пью, и оно все как-то копится.

— Давай ром, — выбрала Машка, — колу не надо.

Я достала два стаканчика.

На самом деле я помнила историю про Толика, она рассказывала мне ее когда-то. Просто мне хотелось услышать ее еще раз.

* * *

Машке было чуть за двадцать, когда жизнь впервые показалась ей слишком пресной.

Почему-то к Машке вдруг пришло осознание того, что она не слишком красива и не слишком умна. Ей хотелось быть на десять килограммов худее, чем она была, волосы хотелось более длинные, губы более пухлые, а грудь более круглую.

Ей хотелось иметь свое собственное жилье, отдельно от семьи, учиться в чуть более престижном универе и, чего уж там, иметь приличную работу.

А еще Машка встречалась с Геной. И это не нравилось ей больше всего.

Она была с ним уже второй год, и второй год — по инерции. Безусловно, Гена Машку любил, а вот она его — нет, хоть и продолжала эти отношения просто потому, что ему всегда каким-то чудом удавалось удержать ее рядом с собой.

Эта внутренняя неудовлетворенность выливалась в крупные скандалы, но каждый раз, когда она начинала кричать, что не любит его и пора им разойтись, тряпочный Гена хватал ее в охапку и говорил, что это все пройдет. Просто у нее, у Машки, депрессия, она устала, недоспала, критические дни, ну или просто мокрый снег и слякоть.

Машка успокаивалась, и эти никому не нужные отношения продолжались.

Однажды она, не зная, чем еще себя занять, рванула на курсы — изучать английский.

Жить стало интереснее. Группа подобралась — одни девчонки. Они веселились на курсах, как дети, неправильно произнося неправильные глаголы, делали ошибки в артиклях и постигали идиомы, а иногда после занятий шлепали в кафешку и пили чай, обсуждая то, что проходили сегодня.

Он вошел в ее жизнь спокойно. Он даже не ворвался. Он вошел незамеченным. Невысокий, неприметный, он почему-то появился где-то в середине курса и тихо сел за соседнюю парту. Он лучше других выговаривал сложные английские фразы и был там лишним. Но он взял и появился.

Его звали Толиком. Он убегал после занятий с одной из девчонок, они называли себя соседями. Маша была уверена, что они спят, но ее не сильно волновал этот вопрос.

Все началось далеко не сразу. Но однажды после курсов все как-то очень быстро разошлись, и они пошли в кафе втроем — Маша, Толик и та самая его то ли подружка, то ли соседка. Подружка как-то быстро ушла, и тогда-то все и закрутилось. Уже через неделю на импровизированном пикнике на двоих у них случился секс. И было ясно, что что-то начинается, и было непонятно, что из этого выйдет.

Но этого хотелось. И она позволила этому всему начаться.

Он любил ролики, велосипед, горные лыжи и все остальное, она — тихие прогулки под луной и секс на балконе. Секс на балконе он любил тоже. У него был потрясающий балкон: там их не видели его соседи, но могли слышать все окружающие.