76  

Но у них была дочь.

Сначала Дашу таскали по гарнизонам, меняли школу за школой, потом родители осели в Питере.

Единственный ребенок в семье должен вырасти человеком, причем человеком с большой буквы Ч.

Воспитывали Дашу в дисциплине, все было очень по-армейски, и Даша до сих пор с содроганием вспоминает те строго пятнадцать минут, отводившиеся на завтрак.

Стерильная жизнь — никаких кошечек, собачек, крысочек и прогулок с друзьями по грязным подъездам.

Все силы только на учебу. Английский, французский, немецкий (вдруг французский не понадобится), фортепиано, танцы, плавание. Все для того, чтобы ребенок нашел свое место в жизни.

И Даша училась. Училась лучше всех. Спортсменка, с идеальным музыкальным слухом и знанием трех языков.

В самый лучший университет, на самый лучший факультет — все сама, без блата, но под покровительством отца.

Староста в институте, главред студенческой газеты, молодец, молодец, молодец.

В двадцать Даша захотела жить отдельно. Мама заохала и прикинулась сердечницей, папа заорал и задал несколько вопросов, ответы на которые ему были не нужны.

Как это — отдельно? А как же институт семьи?!

Нет, нет и еще раз нет!!!

Даша устроилась на приличную работу.

Даша защитила кандидатскую на какую-то сложную тему, вроде «Влияние сообщающихся сосудов на философский аспект французского творчества Шопена в период Великой Депрессии».

Спустя время она принялась за докторскую, но на работе словила повышение, и докторскую пришлось отодвинуть на неопределенный срок. Большую часть заработанного Даша отдавала матери с отцом.

На стройматериалы для дачи, на ремонт в квартире и снос стен, на новую кухню и дорожку к клумбам. Родители лучше знали, куда вложить деньги, и не понимали, зачем они нужны такой молодой Даше — вещи у нее есть, а кушать можно дома.

О следующем повышении Даша, не будучи полной дурой, решила умолчать. И на кровно заработанные, прикрываясь командировками, стала путешествовать. Наконец-то вырвалась из дома.

Сначала с подружками в Болгарию, а потом и в одиночку — откуда у подружек столько денег, чтобы несколько раз в год мотаться по заграницам?

Берлин, Мюнхен, Кельн, Париж, Прага, Вена, Краков — перед глазами был весь мир.

В Афинах Даша познакомилась с греком — ах, каким был тот грек! Голубоглазый, накачанный. Аполлон, не иначе. Только достоинство у него было далеко не аполлонское. Лучше, лучше! С ним-то у Даши и случился первый раз.

И Даша поняла, что много в жизни упустила.

В Париже — французы, в Кракове — поляки, потом венгры, шведы, датчане…

Новая страна — новый мужчина. Везде Даша наметанным уже глазом вырывала из толпы того самого — ненавязчивого хорошего любовника, яркого, да что яркого — самого лучшего представителя своей страны. Дорвалась до того, чего всю жизнь была лишена.

И правда, а то б познакомилась с таким в семнадцать, да замуж бы вышла, родила б — и какие уж тут путешествия.

Но в семнадцать познакомиться не дал отец. В семнадцать, в двадцать, в двадцать пять… Каждого, кто претендовал на сердце или хоть на вечер в кино с дочерью, папа отметал за непригодностью. Не для того свою кровиночку растил.

А вышло, что для фюреров да лягушатников.

И Даша поняла вдруг, что, чем дальше она от дома, тем больше там любви и меньше опеки. К тому моменту Даше исполнилось двадцать девять. И тут подружка позвала в Египет.

Даша взяла отпуск и поехала. Солнце ударило в голову, вокруг были мужчины, молодые, много. Свежие, накачанные, с мускулистыми руками и смуглой кожей.

Гуляй — не хочу.

Она и погуляла. Вечер — с одним, вечер — с другим, а вскоре встретила Ваэля.

Высокий черноглазый художник из Хургады, он покорил ее сердце сразу и, похоже, навсегда. И случилось то, что должно было случиться: она стала ездить к нему каждые две недели, хватая на работе то больничные, то отпуска.

В один из таких визитов Ваэль сказал ей, что они — люди взрослые, что жизнь он без нее не представляет, а потому отчего бы ей не переехать? И нарожать ему детей.

Даша была человеком неглупым (три языка, кандидатская и почти дописанная докторская — это не хухры-мухры), детей не планировала, да и жить в египетской деревне в ее планы как-то не входило, а потому она поклялась Ваэлю в вечной любви, но решительно сказала, что пообещала родителям: если замуж, то в России. Какая ж свадьба без любимой бабушки?

  76  
×
×